— Какая? — тихо спросил Кузнец, уже понимая, про кого они речь ведут.

— Ну, ясно какая. Яркова. Чалганка.

— Черти полосатые, — выдохнул Онуфрий. — Продрыхли всю ночь!

— Господом богом клянусь! — вскинулся старик. — Сторожа всю ночь бдела, как положено!

Кузнец только отмахнулся. Конечно, спали. На берегу ведь шесть сотен русских воинов — огромный табор! Кого сторожиться?

«Вот же непруха, — бегали мыслишки в голове приказного. — Именно нынче! Слава Богу, не подал я еще Зиновьеву списки аманатов. Тадыть совсем беда была бы…»

— Веди к дощанику! — велел он казаку.

Нет, не случайно. Вовсе не случайно пропала полоненная даурская девка именно в эту ночь. Все знали, что Хабаров ее для себя держал. И порою, ночами к себе забирал. Все те крики слышали. И умыкнуть Чалганку раньше было невозможно — Ярко изо всех душу б вытряс… И завтра невозможно — всех аманатов Зиновьев заберет.

«Будто ведал кто», — всё более ясно понимал Кузнец.

А кто ведал? Ночные гости из дружков Ярофейкиных — так оно им надо? Ну, и ближники Зиновьева еще, но тем-то вообще на незнакомую полонянку плевать.

У дощаника, где держали аманатов, всё было пристойно. Остальные сидели крепко связанные, вещей поворовано не было.

— Как в воду утекла, — стенал старый сторож. — Глянь, атаман, на берегу никаких следов нету… Ну, окромя наших, сапожных.

— А ты, дурила, думаешь, что девка даурская не может в сапоги обуться?! — не удержался Кузнец.

— Да где ж вона сапоги найдет… — начал было казак, да не договорил, додумавшись до того, что стразу заподозрил Онуфрий.

«Украли Чалганку… В самую нужную ночь. И сапоги дали! Но кто ж знал?»

Взгляд Кузнеца метался по берегу в поисках догадки. Люди суетились и бродили взволнованными мурашами, шумно переговаривались. И словно одно пятно покоя: сидит себе Сашко Дурной на урезе и песочком котел от копоти чистит. И ничто купченка не волнует…

«Постой-ка!» — замер Кузнец.

И вспомнил минувшую ночь. Как с хабаровскими ближниками прощался. Как храпел у погасшего костра толмач. Так громко и старательно, чтобы все поверили — спит Сашко давно и надежно. Спит! А не подслушивает под стенкой землянки слова тайные. Про то, что московский дворянин собрался всех аманатов на Москву свезти.

«От сука!»

А Дурной ровно в этот миг как бы невзначай покосился на приказного. Пытливо глянул, исподтишка. Да взгляды их взяли и пересеклись. И оба они всё поняли. Толмач отвернулся, встал и начал нарочно неспешно уходить от Кузнеца.