– Нам незачем враждовать, – уже с меньшим напором сказал Кощей, медленно приближаясь к Центу. – Нам нечего делить. Моя цель – обитель богов. А мир смертных пусть достанется тебе.

Цент разжал пальцы и отпустил рукоятку кирки. Колонна, изогнувшись коромыслом, поймала хрупкое равновесие, и, вроде как, не собиралась обваливаться сиюминутно вместе с подпираемым ею потолком.

– Ты поступаешь мудро, – одобрил Кощей. – Уверен, мы с тобой поладим. И потому я сделаю тебе еще один щедрый подарок.

– Это помимо власти, богатство и бессмертия? – уточнил Цент.

– Да, помимо. Мне ведомо, что твоя женщина сейчас находится в царстве мертвых. Так вот, я верну ее тебе. Она вновь обретет жизнь и разделит бессмертие с тобой. Вы будете вместе тысячу лет.

Убаюканный сладкими обещаниями Цент вздрогнул так, будто его шилом в зад ткнули.

– Стой, стой, какая еще женщина? – заволновался он. – Ты не об Анфиске ли?

– Да, о ней, – подтвердил Кощей. – Я верну ее к жизни. Клянусь.

У Цента мурашки понеслись по спине. Анфиска воскреснет из мертвых? Станет бессмертной? Будет рядом с ним тысячу лет? На одно короткое мгновение представив себе весь этот ужас, Цент покрылся холодным потом. Ноги едва не подломились, сердце пропустило три удара. Даже один год в компании Анфисы равен веку в аду, а тысяча лет….

– У меня все еще недостаточно сил, чтобы обрушиться на старых богов, но твою женщину я смогу вернуть тебе прямо сейчас, – подлил масла в агонию Кощей.

Цент с утроенной яростью навалился на рукоять кирки, чувствуя себя домкратом. Спина взвыла от боли, ноги заскользили по каменному полу. В глазах потемнело от немыслимого напряжения. Как будто издалека он расслышал испуганный крик Кощея, который пытался вызнать причину расторжения только что заключенного соглашения. Цент не стал ничего объяснять. Древний бог был самим воплощением зла, раз планировал обречь своего якобы союзника на самую чудовищную и немыслимую пытку. Тысяча лет с Анфисой! Тысячу лет питаться ее отвратительной едой, слышать ее тупую болтовню, страдать от ее неисправимой глупости, а ночами ласкать ее несвежее, сильно потрепанное многочисленными клиентами, тело! Цент не знал, есть ли на свете пытка ужаснее. Подозревал, что нет.

Поняв, что уговоры не подействуют, Кощей показал свое истинное лицо – оскалил зубы, зарычал как зверь, и бросился на Цента. И в этот момент колонна, наконец-то, устала сопротивляться натиску крутого перца.

Кощей что-то пронзительно закричал, кажется, неласково отозвался о своем несостоявшемся партнере. Колонна пошла вниз все быстрее и быстрее, разваливаясь на части, пока не обрушилась всей своей массой на соседку. С потолка уже летели не валуны, а огромные гранитные блоки, а вместе с ними сыпалась земля. Все вокруг заволокло пылью, грохот стоял такой, будто они проваливаются прямиком в преисподнюю. Напуганный Цент бросился бежать и через два шага налетел на что-то живое. Толком не разглядел, понял лишь, что перед ним некто мужского пола. Вариантов, в принципе, было немного – либо Владик, либо Кощей. Поскольку обоим этим субъектам Цент желал добра примерно в равных объемах, то, не задумываясь, врезал неопознанному типу ногой в пах. Удар вышел что надо – ногу едва не сломал. Страшно было представить, каково пришлось адресату. И судя по дикому визгу, на мгновение затмившему весь остальной шум, пришлось ему крайне несладко.

Цент в глубине души надеялся, что подбил Владика, но жертвой оказался Кощей. Древний бог визжал и прыгал на пяточках, не обращая внимания на сыплющиеся с потолка блоки и рушащиеся колонны. В какой-то момент он поднял взгляд, и встретился глазами с Центом.

– Контрольный! – радостно закричал бывший рэкетир, и провел еще один удар в ту же болевую точку.

Сказка ложь да в ней намек. Спасибо, в детстве бабушка читала не только о пионерах-героях, а то бы и знать не знал, где у Кощея смерть. Тот, правда, не подох, но после второго удара на пяточках прыгать перестал, упал на пол среди каменных обломков, выпучил глаза и распахнул рот в беззвучном крике. Валялся так заманчиво, что Цент понял – нужно и в третий раз уважить. И уважил бы, если бы рядом с ним не рухнул каменный блок, размером с автомобиль. И хотя Цент, спускаясь в гробницу, внутренне был готов окончить здесь свой земной путь, все же инстинкт самосохранения взял дело в свои руки. Мучительно захотелось жить дальше: пить пиво, кушать колбасу, щупать девок и терзать Владика.

Цент бросился сквозь пылевую завесу, надеясь на авось. За спиной послышался писклявый голос Кощея – тот, кажется, угрожал жуткой местью, лютой вендеттой, жестокой расправой и безжалостным воздаянием. Стал сулить, что найдет где угодно, из-под земли выковырнет, и так далее, в том же изъезженном духе, пока сверху на него не рухнула одна из колонн.

Цент плохо помнил, как нашел лестницу, как взбирался по ней, чудом избегая контакта с падающими сверху камнями. Как наступил на что-то живое и пахучее, ожидаемо оказавшееся Владиком, как подобрал по дороге забившуюся в угол Машку. Когда они достигли выхода из гробницы и вывалились в пещеру, огромный подземный зал перестал существовать окончательно. Рухнул потолок, рухнули тысячи кубометров грунта, которые тот удерживал. Вся эта чудовищная тяжесть образовала для едва успевшего освободиться древнего бога новую тюрьму, не менее надежную, чем прежняя. Задыхаясь от пыли, Цент брел к лифтовой шахте и тащил за собой своих чуть живых спутников. Жалел лишь об одном – не успел-таки прописать Кощею в третий раз, чтобы уже наверняка, без шансов.