«Посмотрим, куда кривая вывезет», – подумал я, взвалив на плечи РД, вещевой мешок, а также винтовку. Ещё один сидор взял в левую руку. Со слов приказчика, который сопровождал товар Чуринского дома, я уже был в курсе, что в гостиницы и постоялые дома Иркутска можно не соваться. Все они забиты представителями торговых домов, так как сейчас пик навигации по сплаву грузов, а также, переводя на язык будущего, абитуриентами в юнкерское училище и их сопровождением. А так как я опоздал на неделю к началу экзаменов, то могу даже и не рассчитывать найти в этих заведениях спальное койко-место. Даже караван Чурина сейчас перегрузится с парохода на телеги и уйдет из города. Ночевать будут по-походному за городом.

С учетом этой информации и по совету приказчика попёрся на ту окраину города, где проживали казаки Забайкальского казачьего войска. Может быть, кто приютит.

Было не особо жарко, я бы даже сказал, для августа прохладно, но навьюченный вещами, я скоро при движении задышал как паровоз. Также почувствовал, как под козырьком фуражки стал собираться пот на лбу.

Я шёл по улицам и вертел головой по сторонам. Видно было, что город строится. Чуть больше десяти лет назад в Иркутске произошёл пожар, во время которого сгорело полгорода. Сильно пострадала центральная часть, лучшие постройки, все гостиные дворы и ряды, почти все общественные и казенные учреждения со своими делами и архивами, почти все учебные заведения и библиотеки. Сгорели четыре церкви, синагога. Юнкерское училище тоже превратилось в головёшки. И теперь оно располагалось в уцелевшем во время пожара двухэтажном каменном строении бывшего госпиталя. Все эти новости я узнал от словоохотливого приказчика купеческого каравана, пока следовал с ним в Иркутск.

Город восстанавливался, но местами на улицах все ещё были видны участки земли, заросшие кустарником с остатками обгоревших строений. И было много строек. Я пока добрался до улицы, где начинались казачьи дома, чей внешний вид не говорил о достатке, скорее, наоборот, насчитал восемь строительных площадок по возведению различных зданий. Причем шесть строили из кирпича и минимум в два этажа.

Посмотрев вдоль улицы из деревянных домов, увидел, что через три дома от меня из калитки вышел казак и стал с помощью топора поправлять забор. Быстро подойдя к нему, я поздоровался:

– Здорово живёте, дядька!

– Слава богу, казак. С чем пожаловал? – крепкий мужчина в заношенной, но опрятной форме Забайкальского войска, в рубахе без погон вогнал в столб лезвие топора и неторопливо оглядел меня с ног до головы.

– Хотел узнать, можно ли по улице у кого место для жилья снять дней на десять? – задал я вопрос, также рассматривая казака, которому по внешнему виду можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. Всё дело было в бороде и усах с сединой, которые закрывали его лицо. А также в глазах, которые были как у не раз битого судьбой человека.

– Что-то не разберусь я в тебе, братец. Ты малолетка или строевой? Где погоны?

– Мне ещё семнадцать лет, дядька. Я приехал поступать в юнкерское училище.

– А я подумал, что ты на первом сроке службы. Постарше и покрепче своих лет выглядишь.

– Жизнь, дядька, заставила, и повзрослеть, и возмужать раньше срока.

– Давай знакомиться, казачок. Филинов Игнат Петрович – старший урядник первого пешего батальона Забайкальского казачьего войска. Можешь меня дядей Игнатом или дядькой Игнатом звать, ежели тебе так удобней. Я на Дону родился. Потом батьку в Забайкалье по жребию перевели.

– Аленин Тимофей из станицы Черняева на Амуре. Если, дядька Игнат, будете Тимохой звать, не обижусь, – улыбнулся я, пытаясь принять какое-то подобие строевой стойки. Из-за кучи вещей сделать это не удалось.

– Вот и познакомились. Три рубля за десять дней постоя осилишь, Тимоха?

– Осилю, дядька Игнат.

– Тогда дальше и искать нечего. Проходи в избу. Сейчас расположу тебя. Не боись, не стеснишь никого. Один я, бобылём живу. Как жена с дитём малым сгорели во время великого пожара, так один и живу.

«Теперь понятно, почему у него глаза будто пеплом присыпаны. Не дай бог, если ещё и на его глазах сгорели», – подумал я, протискиваясь в открытую дядькой для меня калитку.

– Вот в доме, который стоял на этом месте, и сгорели. Не смог через огонь к ним пробиться. Так и погибли мои Настенька да Фролушка, – казак тяжело вздохнул и резким рывком выдернул топор из столба. – Пойдем в избу.