Мимо меня снуют группы вольноопределяющихся. Вот прошли трое с желтыми погонами. Типичные русаки. Кажется, это гренадеры из московских полков. После того, как Тимоха исчез из моего сознания, в мундирах и погонах разбираться мне стало значительно труднее. Вот прошли двое кавказской наружности, если не ошибаюсь, эриванец и апшеронец с Кавказа. А вот эти трое нордической внешности, судя по погонам и мундирам, из полков Прибалтийского края. «Надо же, горячие кавказские и финские парни в одном флаконе собрались. Сладкие парочки твикс», – усмехаясь про себя, думал я, наблюдая за коридорной суетой.

Вдоль стен коридора, так же как и я, жмутся, ожидая вызова в класс на экзамен, штатские в гимназических тужурках, в штатских костюмах и даже в чиновничьей форме, то ли судебного ведомства, то ли казначейства или банка. Надо запоминать и изучать виды форм и знаки различий. В цивилизацию попал. Иначе можно оконфузиться. И ещё, хорошо, что погон на мне нет, хотя я и в форме Амурского казачьего войска, а то бы рука уже отвалилась козырять. Но обо всём по порядку.

После прощального посещения цесаревичем и его отбытия в столицу под усиленной охраной, я ещё где-то три дня пролежал в постели. Потом начал понемногу вставать и делать кое-какие разминочные упражнения, в основном лёжа. К этому времени жандармский десант из Благовещенска и Хабаровки перевернул вверх дном всю станицу, не опросив, наверное, лишь бессловесную живность. Меня три раза посетил, задавая вопросы, но более подходящим будет термин – допрашивая, мой старый знакомый уже штабс-ротмистр Савельев. На все его расспросы я отвечал максимально правдиво. Какие им были сделаны выводы, для меня осталось тайной.

Перед отплытием в Хабаровку меня навестил генерал-губернатор Корф, от которого я узнал, что им дано распоряжение построить помещение для школы казачат на околице станицы. А полосу препятствий, спортивный городок организовать на площадке для занятий с казаками-малолетками, чтобы и приготовительный разряд занимался. Всё за счёт казны губернаторства. Дом и подворье мне также отстроят в станице за счёт казны. Нечего бирюком на отшибе жить.

Я искренне поблагодарил барона Корфа, думая про себя, что не дело бросать родовое гнездо. С другой стороны, если поступлю в училище, где окажусь дальше, неизвестно. Слова Николая о возможном вызове в столицу к Александру Третьему я помнил. А что придёт в голову императору по поводу моей дальнейшей судьбы – это гадание на кофейной гуще. И если в станице будет место, где можно будет голову свою приклонить, то это прекрасно. А про Ермаковскую падь ещё подумаю. Земля-то там моя после принятия присяги будет.

Следующие действия и слова генерал-губернатора меня просто добили. Барон вручил мне три письма-прошения к начальнику Иркутского училища – своё, от князя Барятинского, генерал-майора Беневского – и произнёс: «После прошения государя наследника данные письма как бы и не нужны, но пригодятся, если ты, Тимофей, всё-таки решишь поступать в училище в этом году. Но тогда тебе надо, несмотря на ранение, поторопиться. До начала приёмных экзаменов осталось чуть больше месяца, а дорога дальняя. Может быть, успеешь выздороветь и медицинская комиссия тебя пропустит. Надеюсь вскоре увидеть тебя офицером в списках Амурского конного полка».

Ещё через пару дней после визита Корфа я перебрался к Селевёрстовым. Мария своей тайны, несмотря на множество бесед между нами о медицине будущего, так и не открыла. А ещё через три дня на пароходе в станицу прибыл Арсений Тарала, который стал для меня как будто для Золушки принц на белом коне и с хрустальной туфелькой в руке. С его помощью на пароходе «Амур» я мог дойти до Сретенска, а дальше с купеческим караваном «Чурина и К°» до Иркутска.

Было много споров о необходимости и возможности моего путешествия и поступления в училище в такой физической форме – и с Арсением, и с дядькой Петро, который на подмогу вызвал Марфу-Марию. Но удалось убедить всех.

Двенадцатого июля девяносто первого года я на борту парохода «Амур» отправился в поход за офицерскими погонами. За месяц надо было успеть пройти две тысячи вёрст. Оставлял я станицу с легким сердцем. Одной из причин была та, что в последние дни меня начало терзать чувство вины перед станичниками. Появление моей матрицы сознания в теле Тимохи Аленина привело в большей степени к негативным последствиям для жителей моей станицы и округа в вопросе сохранения их жизни и здоровья.

При разгроме банды Золотого Лю пятнадцать казаков из Албазинской сотни погибло да больше десятка серьёзно ранено было. Из станичников один казак погиб да один тяжело ранен был. При нападении на цесаревича и на станицу трое ольгинцев погибло да трое раненых, а из станичников одиннадцать раненых. Из них Антип Верхотуров и дядька Михаил Лесков – тяжело.

Вот и терзала меня совесть, отыгрываясь за мешок с золотыми самородками. «По твоей вине, гвардии подполковник, казаки погибли. Сидел бы на жопе ровно, ничего бы и не случилось. Нет, надо было свою исключительность показывать, мир изменять…» – шептала мне эта мадам, заставляя мучиться и искать оправдания.

Поэтому, оставив за бортом пристань станицы, я вздохнул с облегчением. Не будет меня в станице, не станет точки притяжения различных бедствий для неё. Тем более, Митяй Шохирев, придя проводить меня, рассказал, что начальником школы для обучения мальков, старшей группы и казаков-малолеток назначен именно он. Ромка Селевёрстов и старшие троек идут к нему замами по обучению. В образовательный процесс, которым старшаки будут руководить, Дмитрий особо лезть не будет. А нарушителей дисциплины очень убедительно приструнит.

К октябрю деньги из казны генерал-губернатора придут. Казаки от сельхозработ освободятся и за пару недель всё возведут – и здание школы, и полигон перенесут. Так что к концу октября занятия в школе начнутся. И мне дом с подворьем заодно отгрохают. Я усмехнулся про себя, вспоминая, каким заботливым и даже, можно сказать, нежным был этот гигант при расставании на пристани. В последние месяцы мы с Дмитрием сильно, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, сдружились. И за свою школу я теперь был спокоен.

По пути в Иркутск произошло только одно интересное событие – встреча в Албазино с пароходом «Ермак», тянущим баржу, на которых разместились возвращающиеся с охраны цесаревича офицеры и казаки Амурского полка, а также группа высокопоставленных чиновников из МВД и корпуса жандармов.

Последние, от кого-то узнав, что я присутствую в Албазино, быстро меня нашли и устроили блиц-опрос-допрос. Если штабс-ротмистра Савельева можно было назвать неплохим специалистом в этой области, то представшие передо мной зубры сыска и следствия были суперпрофессионалами. За два часа меня осмотрели, обнюхали, вывернули наизнанку, завернули обратно. Заставили вспомнить всё, включая те моменты, на которые не обратил внимания и, казалось, не помнил. В конце концов, будто пропущенный через стиральную машину, мясорубку, а заодно асфальтоукладчик, был отправлен восвояси.

После беседы с этими мастерами у меня сложилось впечатление, что тайна нападения на конвой цесаревича продержится недолго. Тем более со стороны раненого генерал-губернатора Приамурья барона Корфа им будет оказано любое содействие. Барон такую плюху со стороны неизвестного пока лица или группы лиц вряд ли простит. Тех хунхузов, что нападали на станицу и пароходы цесаревича, возьмут в оборот быстро даже на китайской стороне. Но это уже, слава богу, не мои заботы.

Ещё одной неожиданностью стало знакомство с наказным атаманом Амурского казачьего войска генерал-майором Беневским и командиром Амурского казачьего полка полковником Винниковым. И Аркадий Семёнович Беневский, и Григорий Васильевич Винников, которые также находились на «Ермаке», оказались милейшими людьми, нисколько не чурающимися общения с молодым казаком. Когда полковник Винников узнал, что его начальство уже предоставило мне письма-прошения для начальника Иркутского училища, то немедленно написал аналогичное и выразил надежду, что скоро хорунжий Аленин примет полусотню в его полку.

Также Винников отметил, что ему понравился черняевский опыт продолжения военного обучения казачат после двухгодичной школы, которую они в станицах обычно заканчивают к десяти-двенадцати годам. И он постарается добиться такого же, как в Черняево, обучения молодёжи во всех станицах, несмотря на сопротивление казаков. Тем более, три года назад в Приамурье отдали на откуп продажу спиртного в поселениях станичному управлению. Прибыль с этого в станичную казну идёт. Найдут станичники средства на продолжение обучения своих детей. Должны же понимать пользу от этого. Чем лучше подготовлен казак, тем больше шансов у него выжить в бою. Аркадий Семёнович данную мысль командира полка целиком и полностью поддержал.

Дальнейшее путешествие происходило без каких-либо ярких событий, нарушений и обострений движения купеческого каравана. В Сретенске расстался с Аркадием, который со словами «потом отдашь» увеличил моё благосостояние на триста рублей, доведя его до пятисот пятидесяти семи рубликов, не считая копеек. В Чите я очень-очень дёшево, по сравнению с ценами Благовещенска, обновил свой гардероб, пользуясь скидками для работников Торгового дома «Чурин и К°». А двадцать второго августа девяносто первого года в полдень прибыл на пристань Иркутска, пройдя через Байкал и по Ангаре на пароходе «Сперанский». Около месяца назад по этому маршруту данный пароход доставил в столицу Иркутского генерал-губернаторства Николая и его свиту.

С ворохом вещей, сам не заметил, как оброс ими за месяц путешествия в комфортных условиях то на пароходе, то на телеге, где под мои вещи было выделено место, я стоял на пристани, решая куда пойти. Хорошо, что лошадиную силу с собой не взял, оставив дома Беркута и Чалого на развод в табуне Селевёрстовых.