Вид у Густава Альбертыча был такой, словно он уже добился всего, чего хотел добиться во время очередного посещения незабываемой родины. Стало понятно, что от наших Петербургских договоренностей остались лишь воспоминания о совместном завтраке. А разве мы встречались? Завтрак? Какой завтрак? Ах, да! Припоминаю.

Статисты дружно подняли руки.

— Кто против?

Моя рука оказалась единственной:

— Ну, вы дае…

— В связи с невозможностью исполнять обязанности Продюсера телекомпании «Первый», предлагаю рекомендовать собранию акционеров освободить Шуру от должности.

— Э-э-это уже не лезет ни в какие ворота. — Для более определенного высказывания не хватало настроения. При всей эмоциональности слов, фраза звучала скорее удивленно, чем возмущенно. Я никак не мог настроиться на деловой лад.

— Кто за?

В этот раз Директор даже не спросил «Кто против?»

— Единогласно.

Коматозный Директор, который не двигался и, говоря заученные фразы, почти не открывал рот, непослушно-медленной рукой взял стакан с водой и допил ее до конца. Я проследил за тем как нервно дергалась кувалда его кадыка. Вверх — вниз, вверх — вниз. А его забинтованная голова мелко покачивалась. Вперед — назад, вперед — назад. Она резко выделялась на фоне кумачевого кошмара за его спиной: «Голосуй за нерушимый блок коммунистов и беспартийных!»

— Слушайте, ведь, это фарс какой-то.

— Ну, что вы, — возмутился Шнитке. — Только комедия.

— В связи с принципиальными расхождениями в вопросах определения стратегии развития телекомпании «Первый» и ее главного телепродукта — «Президент-Шоу», предлагаю рекомендовать собранию акционеров освободить Васю Чапаева от должности Главного редактора.

Со мной не церемонились. Потенциально я опять оказался в меньшинстве. Потенциально, потому что Директор не спросил «Кто за?», а сразу определил:

— Единогласно.

Статисты подписались в электронном протоколе и оставили идентификационные отпечатки, визируя принятое решение.

Напротив меня сидел Маркетолог.

— И ты, друг?

Директор по маркетингу покрутил головой в надежде найти поддержку. Ему что, мизансцену плохо разъяснили? Или он так расширил сознание (говорят, покуривает втихомолку), что уже не может роль запомнить? Поддержки он не нашел, спрятал взгляд за линзами очков и вернулся к роли близорукой мебели.