Договоримся о терминах. Здесь я буду использовать некоторые выражения, которые потребуют одинакового понимания.
Доступ к памяти (способность мысленно возвращаться в прошлое) – эту опцию в психологическом контуре собеседника устанавливаем во время эксперимента: «Вернись во вчерашний день, в самый эмоциональный момент. Ощути это место, время, а также собственные мысли. Вспомни чужие фразы, на что и как реагировал. Оцени собственное эмоциональное состояние». То, как собеседник выполнил задание, берем за норму 100 %, после чего смотрим ресурсы восприятия по тем же пунктам, но только в момент мысленного обращения к детской психотравме или стрессовому событию. Сравнение позволит понять уровень доступа к памяти. Если набирается хотя бы 20 %, это отлично, так как собеседник демонстрирует способность диссоциироваться – быть самим собой и одновременно тем, кем был в пять лет. Но если далекое воспоминание неэмоционально и воспринимается без деталей и конкретики – это повод искать психологические блокировки. После их устранения всю процедуру надо повторить заново.
Регрессия отличается от воспоминания тем, что структура личности собеседника в этот момент расщепляется и несколько ее фракталов демонстрируют способность образовывать второе «Я», которое условно соответствует той личности, какой собеседник был в том прошлом, куда он регрессировал.
Умозаключения, которые собеседник делает, пребывая в образе ребенка. Они отличаются полным или частичным отсутствием логики. Это гипнотический феномен отсутствия стабильного «Я» у человека, находящегося в трансовом состоянии, который наблюдается у детей досознательного возраста.
Эмоциональное переживание, вызванное воспоминанием, рассматривается как освобождение от психологической патологии – избыточного эмоционального напряжения. Принято считать, что чем более сильное, необузданное проявление эмоций происходит, тем более успешный результат.
Иными словами, это преобразование деструктивных идеомоторных связей через воображение собеседника. Пациент представляет болезнь в виде определенного визуального образа, который мысленно трансформирует с явным изменением прежних идеомоторных связей. Под воздействием нового представления, формируются новые нейронные связи, которые переустанавливают связь «стимул – реакция» в приемлемом для собеседника варианте.
– симуляция переживаний без реального усиления эмоционального фона. Может создавать ложное впечатление полноценного отреагирования.
– слова и выражения, отражающие те или иные мышечные напряжения, отличающиеся по характеру и интенсивности. Основная проблема состоит в том, что у собеседника может не хватать речевого опыта и словарного запаса, чтобы адекватно выразить соматические ощущения. Для этого можно ему давать, например, список эмоций, который облегчает подбор ключевых слов для описания собственных переживаний.
– телесные реакции, такие как боль, рвота, дрожь, слезы, галлюцинации. Соматические реакции, например, позволяют отследить эмоциональные триггеры. (см. Схема 5)
– это форма существования проблемы в смысловом поле. О потребностях узнаем по мере снятия эмоционального заряда собеседника, когда становятся видны глубинные убеждения.
– дефиниции, отражающие уровень мыслительной деятельности. От того, как мыслительная деятельность осознается собеседником, зависит мера девиантности поведения.
Схема 5
Схема формирования психотравм
Травматическое переживание
На событие (см. Схема 6), которое не укладывается в голове, мы реагируем одинаково – ступором. Например, вы приходите к дверям своего лучшего друга, нажимаете на кнопку звонка, ожидая привычное: «Привет, заходи!», а вместо этого слышите: «Господи, опять этот козел приперся!» Таким образом, у вас в жизни возникла ситуация, которая сильно выходит за пределы зоны комфорта.