— Да, даже если и остались, забудь о них. Из посольства до особого распоряжения не выходи. Соответствующие инструкции де Рензи-Мартину я уже передал. Тебе предстоит покинуть Мадрид как можно скорее.
— В чём причина такой поспешности?
Но "невинный" вопрос Степана был отметен самым решительным образом.
— Не перебивай! — отрезало начальство. — Мне от тебя сейчас нужно слышать только три слова: "Будет исполнено, сэр!" — и не более того. Все расспросы и мелкие подробности — потом, когда перейдёшь португальскую границу. Пока могу сказать только одно: тебе, как и некоторым другим нашим людям в Испании, угрожает серьёзная опасность. Я хотел бы оказаться старым паникёром, но, похоже, у нас текут трубы, если ты понял, о чём я говорю.
Матвеев понял. Даже слишком хорошо. Значит, как считает его лондонское руководство, произошла утечка информации о действующих в республиканской Испании агентах. Это действительно повод "рвать когти", и именно таким экзотическим способом. В морских портах, и на немногих аэровокзалах, его, скорее всего, уже ждут. Не важно кто конкретно: местные "красные", "товарищи из Москвы", или, скажем, "приятели Шаунбурга" — разница невелика.
Не прошло и двух часов после телефонного разговора, как аккуратно упакованные вещи Степана были доставлены из гостиницы в посольство, а сам он, в компании Мигеля, уже выезжал из Мадрида на стареньком "Форде" с намертво заклиненным в поднятом положении откидным верхом.
До Кальварассо-де-Аррива, где его должны были ждать люди "с той стороны", чуть больше двух сотен километров по не самой лучшей даже на испанский взгляд дороге. Их Матвеев надеялся преодолеть часов за пять-шесть, если, конечно, не случится ничего непредвиденного.
Накаркал. Случилось. Да еще как…
Теперь Степан, в одном нижнем белье — "Как же холодно… И угораздило дурака надеть шёлковое… Пижон…" — сидел на заднем сиденье всё того же "Форда", в окружении напряжённо-неподвижных "конвоиров", и беспрепятственно предавался воспоминаниям и размышлениям на тему: "что же пошло не так?"
Суета перед штабом, как-то неощутимо и сразу, замедлилась и даже, словно бы, упорядочилась. Из самого большого легкового автомобиля, без сомнения он был главным в колонне, вышли несколько командиров в больших чинах. Матвеев автоматически отметил, что один из них, судя по трём ромбам в петлицах, — комкор, а второй — мама дорогая! — целый командарм второго ранга. Командарм, при внимательном рассмотрении, оказался обладателем длинного носа, густейшей бороды и усов.
"Интересно, кто это? Вот незадача, не помню я тогдашний "цвет" Красной Армии в лицо, разве что покойного Тухачевского, троих лысых и одного усатого. Впрочем, и тех — смутно. Так… Невысокий, лицо круглое, смуглая кожа, прямой нос, усы щёточкой, будто приклеенны над тонкими губами. Конечно! Тем более что комкор здесь может находиться только один — командир Отдельного Экспедиционного корпуса, Урицкий Семён Петрович, а вот командарм… Кого же он мне так напоминает? "
Странно, но больше всего командарм был похож на Бармалея. Нет, не того, что сыгран Быковым в "Айболите-66", а мультяшного, озвученного когда-то в будущем Семеном Фарадой. Было в этом военном что-то этакое, "кровожадно-беспощадное", в повороте головы, позе, зычном голосе. И сама собой, зазвучала в сознании Степана незатейливая песенка из еще не нарисованного мультфильма.
"
Однако долго ломать голову над загадкой личности красного генерала Матвееву не пришлось. Помощь пришла, как обычно, "откуда не ждали". Неподалёку от матвеевского "Форда", кто-то невидимый, но судя по тону — командир, запыхавшись, шёпотом отчитывал подчинённого. Но таким шёпотом, что не услышать его мог только глухой. К тому же — крепко спящий.
— Пасынков, лось слеподырый, ты видишь, куда несешься? Стоять! Смирно! Ты что, совсем с нарезки слетел, через площадь с помойным бачком прёшься? Там, сам товарищ командарм Дыбенко приехал, а тут, нате вам: "Здравствуйте, я красноармеец Пасынков, дежурный по кухне, очистки с объедками несу…" Тьфу! — говоривший смачно сплюнул. — Ослоп ненадобный! Вдоль заборчика давай, в обход, задами-огородами. Да смотри, бачок не урони, дятел шестипалый! Рысью, пшёл!
В ответ прозвучало лишь сдавленное подобие испуганного писка: "Есть, товарищ старшина! Виноват, товарищ старшина!"
И удаляющийся топот с вплетающимся цоканьем металлических набоек по брусчатке, как финальный аккорд сценки: "Общение старшего по званию с рядовым составом". Степану стоило больших усилий не улыбнуться, и не дать повода заподозрить, что русская речь ему знакома. Хотя, конечно, по мимике, интонациям и жестам — сцена вполне интернациональна.
Сохраняя идеально отстранённый вид, он продолжал наблюдать за ритуалом приветствия, раскручивающимся словно сложный средневековый танец, в исполнении как минимум десятка мужчин в военной форме. Со стороны могло показаться, что интерес Матвеева к происходящему — чисто этнографический.
"Как же, как же, знаем! Большой белый джентльмен смотрит на пляски дикарей, желающих выглядеть похожими на настоящих людей, — самообладание, полностью вернувшееся к Степану вместе с чувством юмора, заставило мир заиграть новыми красками. Обморок на дороге представлялся уже чем-то далёким, случившимся в другой жизни, и, возможно даже, не с ним. — Ни у кого вокруг не должно возникнуть и тени сомнения в моем аристократизме и врождённой "английскости". О, наш бравый командир возвращается, и в каком темпе — только что фуражку на бегу не теряет!"
Вернувшийся к машине — и в самом деле чуть не рысью — капитан быстро сел за руль, и только тогда достал из кармана галифе носовой платок, снял фуражку и, со вздохом облегчения, отёр пот со лба.