Каспер все еще боялся, что его неосторожные касания причинят Дарену боль. Вдруг ожоги все-таки не до конца зажили? Бугристыми шрамами от кончиков пальцев до плеч были покрыты руки Дарена, часть шеи, спины и груди, а также висок. Касаться этих ран даже сквозь одежду было страшно, поэтому Дарен все чаще брал инициативу на себя.
– Мне не больно, – заверил он, упершись подбородком в грудь Каспера так, чтобы видеть его глаза.
Из-под шапки Дарена выбивались светлые пряди. Снежинки оседали на них, точно попав в паутину солнечных нитей, и таяли под теплым дыханием Каспера.
Он бережно обнял Дарена в ответ. Так, будто тот был статуей из песка и мог в любой момент рассыпаться. Так же осторожно он его поцеловал, когда Дарен первым приблизил свои губы к его.
Дарен отстранился, и в грудь Каспера тут же дыхнуло морозным холодом. Он потянулся, чтобы застегнуть куртку, но Дарен его опередил и сделал все сам.
– Пока тебя не было, я собрал наши вещи, – Дарен поймал руку Каспера и сплел их пальцы. – Твой папа уже помог спустить чемоданы в коридор, так что все готово к отъезду.
Касперу до сих пор не верилось, что уже завтра он покинет Фирбси. Раньше мысль о том, чтобы однажды уехать из родного города, пугала. Что его ждет в этой туманной неизвестности? Но теперь, когда в руке Каспера лежала теплая ладонь Дарена, он больше не сомневался.
Перед тем как войти на территорию заброшенного парка, Дарен провел Каспера к пеньку. Там он оставил свой блокнот и рюкзак.
– Что нарисовал сегодня?
Каспер заглянул через плечо своего парня, и улыбка тут же сползла с его побледневшего лица.
Еще осенью, как только Дарен смог держать карандаш, он снова взялся за рисование.
– Память выцветает, воспоминания могут исказиться. Но, пойманный в фотографию или в рисунок, момент застывает во времени, – пояснил Дарен, когда Каспер по его просьбе принес в больницу первый блокнот.
Дарен рисовал Изнанку. Все странные существа, которые однажды ему встречались, поселились на страницах многочисленных блокнотов и скетчбуков. И хоть Дарену было морально сложно проживать те ужасные воспоминания вновь и вновь, он раз за разом побеждал себя и продолжал выливать память на бумагу.
– Это нужно для дальнейшего изучения Изнанки, – упрямился Йоркер, когда Каспер просил бросить мазохистское занятие.
Еще в ноябре, когда Дарен в точности нарисовал Изнанки Тобиаса и Найта, Каспер понял, что однажды очередь дойдет и до Этель. И вот сегодня этот день настал.
Дарен изобразил ее вместе с Ви. Нарисовал тот самый миг, после которого разлом захлопнулся.
Этель улыбалась и кончиками пальцев касалась лица Ви, жестоко изуродованного пламенем. Ви смотрел на нее с нежностью и болью в золотых глазах, блестящих от слез. Обоих обнимали широкие белые крылья, на которых вместо перьев виднелись изломы бумаги.
Каждый шрам был изображен с достоверной точностью, а потому рисунок казался живым.
Каспер скучал по Этель, но никогда не говорил об этом вслух. Как и Ронда никогда не корила его за неисполненную просьбу. Он не смог уберечь Этель. Не сумел защитить ее от самой себя.
– Это был последний рисунок Изнанки? – Каспер отвернулся, когда Дарен захлопнул блокнот. Снег валил все сильнее, бумага могла намокнуть.