Глубокая ночь, небо затянуто сизыми тучами, из-за которых иногда проглядывает луна и еще одна луна поменьше с другой стороны небосвода. Да и само небо кажется ближе, чем на Земле.

Вторая проблема состояла в том, что это место сильно напоминало заброшенный город, если бы на него сбросили какую-нибудь отравляющую бомбу. Огромный пустырь, плоская голая земля, покрытая тонким слоем то ли песка, то ли известняка. На этой плоской тарелке вокруг меня заброшенные дома с выбитыми окнами, провалившимися крышами и обвалившимися ступеньками крылец. На самом деле это место нельзя было назвать городом, скорее небольшой поселок, но куда ни кинь взгляд, везде только развалины и мелкий песок на твердой земле. Нет ни травинки, ни дерева — ничего живого и притягивающего взгляд, только, что называется, пепел и тлен. Я лежала в тени двухэтажного домика, который скалился на меня зловещими провалами оконных проемов. Может быть, поэтому не сразу заметила самый большой сюрприз от Аурэлии.

А сюрприз оказался внушительным. Когда она сказала, что меня зовут Ева, я почему-то, даже не подумала, что могу быть не человеком, а кем-то другим. Почему-то я сразу решила, что перемещусь, а точнее, меня переместят в тело девушки, хотя прямо мне про это никто не говорил. Оказалось, мои надежды беспочвенны — я не человек. Так кто же? А вот попробуйте себе представить носорога, который закрутил любовь с каридским быком. Представьте плод их любви. А после, представьте, что это огромное создание спелось с лайкой или волком. Представили, какая огромная и мощная псина получилась бы? Вот я очень похожа на такого пса, только еще прошедшего семь курсов препаратов по наращиванию мышечной массы. Псинка-мутант, ростом с приличную лошадь, а мускулатурой и шириной под стать быку. Одна лапа чего стоит, диаметром с приличную сковороду. Шерсть густая, но не слишком длинная, морду не рассмотреть, но по ощущениям она вытянутая, как у овчарки. Зубы достойны отдельной поэмы по остроте и размеру. Хвост один, слава всем богам. Лапы четыре. В общем и целом, я бы приняла себя за реального пса, если бы не габариты. Шерсть темно-медная, почти черная и поблескивает в лунном свете, что придает ей светлый, серебристый отлив. И легкость, во всем теле такая легкость, что я могла бы легко пробежать с полсотни километров и не запыхаться.

Нет, где-то на задворках сознания я догадывалась, что раз в моем мире со мной случилось то, что случилось, то и в новом не все будет так гладко, но я и предположить не могла, что Ева — это имя собаки Баскервилей, если бы ее сотворением занимались лучшие режиссеры Голливуда. А может быть, произошла ошибка, осечка, и я случайно попала в тело местного хищника, а не девушки? Может, и так, только мне что делать? А ничего, буду жить в этом теле, пока не придумаю, как выбраться.

Я встала на свои четыре лапы и поразилась тому, что не чувствую никаких неудобств. Аурэлия сказала правду: это тело и правда полностью мое. И я его ощущаю, как свое. Под кожей перекатываются мышцы, и хочется куда-то бежать и что-то делать. Энергия бьет через край. Я могу все!

В моем состоянии смущало только одно — чесалось и саднило в нескольких местах, как при заживлении царапин. Особенно сильно это ощущалось в области горла. Попыталась прокашляться или издать хоть какой-то звук, но не смогла, из моей глотки вырвался только непонятный, невнятный сип. Попыталась оглядеть себя повнимательнее и заметила, что по всей шкуре то и дело встречались комки свалявшейся от крови шерсти. Понимание этого пришло в голову само собой, нос уловил знакомый аромат. Судя по состоянию шкурки, псинку убивали со всей расстановкой и крайне вдумчиво.

Во всех книгах, что мне доводилось читать про неудачников, угодивших в другой мир, герои часто устраивали крики с вырыванием волос на голове. Я честно прислушалась к себе, но новому телу было глубоко до лампочки состояние моего разума. Сердце ровно стучало в груди, мышцы трепетали в предвкушении, и никаких признаков боли, голода или жажды. Попыталась заставить себя попереживать — ведь я угодила в другой мир, другое тело, ничего не знаю, что будет впереди покрыто туманом. В моем родном мире я умерла, ну или почти умерла. Аурэлия обещала, что в своей реальности я не склею ласты, но кто может дать гарантию, что она сказала правду? Кто вернет меня назад, если она солгала или, что более вероятно, напортачила при переносе, и теперь я в теле не обещанной девушки, а волка-мутанта, вскормленного местными стероидами? Дома у меня остались родители и друзья, осталась моя, в целом, неплохая жизнь, а здесь нет ничего. Я нахожусь в какой-то декорации к фильму про Апокалипсис, есть ли здесь люди — неизвестно.

Как ни удивительно, но ни один из этих вопросов, ни одна из мыслей не вызвала во мне и тени страха или удивления. Почему-то я была совершенно спокойна, уверенна в себе, как никогда. Если об этом мире я ничего не знаю, это еще не значит, что я не смогу здесь выжить. Если я попала не в то тело, какое мне планировали отдать, то я с этим ничего сделать не могу и буду жить в нем. Да, место так себе, но и в таком месте я смогу неплохо устроиться, не думаю, что у такого хищника могут быть враги, слишком уж мощный зверь я теперь. А вспоминая свою комплекцию, не думаю, чтобы животинка страдала от голода, значит, здесь есть еда и вода. Я смогу выжить. Вообще, склонна думать, что все герои переживали из-за своего переселения лишь потому, что никто не удосужился их предупредить, объяснить им ситуацию. Мне же ситуацию обрисовали ясно. Другой вопрос, что я не все понимаю. Я буду жить, если пойду на условия, которые предложила Аурэлия. Я на них пошла, а что еще было делать? Я получила новую жизнь, и тело с правом возвращение домой, хоть и спорным. Сомневаюсь, что нашлось бы много людей, готовых отказаться от возможности продлить собственную жизнь. Когда им это предлагает сама Смерть.

Уши уловили странный чавкающий звук. Я моментально насторожилась. Это даже была не столько я, сколько мое тело, инстинкт. Кончик носа задрожал и жадно втянул воздух. Кровь. В воздухе было много крови! И как я могла раньше этого не заметить? Чавкающий звук повторился, потом еще и еще. Складывалось такое чувство, что кто-то жует жвачку, не прикрыв рот. Медленно и осторожно двинулась на звук. Одновременно ругая себя. Ведь во всех фильмах, которые я любила смотреть в больнице и после нее, подобное не одобрялось режиссерами и сценаристами. Герой, который идет на странный звук, тень или шорох, всегда оказывается в ненужное время в ненужном месте. На самом деле нужно бежать, бежать как можно дальше от источника звука и будущих неприятностей. А я, как последняя блондинка из анекдота, шла на звук и ничего не могла с собой поделать. Все мое тело говорило, звало, рвалось к источнику этого чавканья. Через пару минут петляний между скелетов домов я вышла на открытое пространство.

Когда-то, наверное, это была центральная улица городка, а сейчас просто ровная полоска песка или известняка, которая в лунном свете казалась совершенно белой. Метрах в тридцати от меня около одного из домов подрагивала тень. Зрение еще не слишком помогало, но нюх вынес вердикт моментально — враг! Кто бы там ни был впереди, что бы он ни делал, как бы ни выглядел — это враг. И его нужно прикончить до того, как он прикончит меня.

Я чуть присела на задние лапы и рванула вперед. Головой, точнее тем, что от нее осталось, я понимала, что совершаю ошибку. Это же просто глупо, доверять носу. Но тело решило за меня. Это чувство, благодаря которому я моментально приняла решение, было сродни голоду. Оно просто есть и все, без вопросов. Тебе нужно его утолить, ты идешь и ешь. Здесь было похожее чувство. Я ощущала всей кожей, что должна убить врага. В этом не было ничего страшного, так устроен мир. Осознание того, что это не мое желание, а желание зверя, внутри которого я сидела, пришло слишком поздно. Я грудью врезалась в фигуру, сбив ее с ног.

При ближайшем рассмотрении это оказался волк. Темно-серый, со светлым брюхом. Он был крупнее, чем земные волки, но раза в два меньше меня. Псина с окровавленной пастью испуганно заскулила и попыталась встать на ноги, но было поздно. Мои челюсти уже сомкнулись на горле. Волк хрипел, скулил, бил меня лапами, пытаясь скинуть, но я оказалась сильнее. Для человека попадание в рот хотя бы шерстинки — дико раздражающие явление. Но для меня новой никаких проблем. Я не ощущала шерсти волка, зато хорошо прочувствовала, как легко мои клыки вспороли нежную кожу, как проникли внутрь, разрезая мышцы и глотку противника. Волк затих быстро, даже слишком быстро. Я испытала странное чувство, похожее на досаду, от того, что он так быстро сдох. Именно сдох, а не умер. У меня не было ни капли жалости к нему. Я достаточно легко отшвырнула тушу в сторону.

Меня посетили пугающие мысли: неужели я теперь такая? Я никогда и предположить не могла, что смогу кого-то убить, а сейчас сделала это с радостью и даже уверена, что это было необходимо. Неужели все это только из-за того, в каком теле ты находишься? Неужели плоть хищника настолько пропитана гормонами, отвечающими за ярость, что я никогда не смогу быть собой? Что со мной станет через год? Я вообще останусь человеком? У меня будет хоть какое-то подобие морали, или я буду убивать и жрать всех? Мне стало так страшно, что я невольно попятилась. Захотелось убить себя еще до того, как я стану просто животным. Пока я еще человек и могу решать, пока я еще понимаю, где я, а где мое тело. Правая задняя лапа уперлась во что-то мягкое и мокрое.

Я резко обернулась и замерла с открытой пастью. Человек… точнее то, что когда-то было человеком. Разорванный напополам обнаженный мужчина. Все внутренние органы брюшины съедены, остались только какие-то ошметки. Руки и ноги изрезаны до неузнаваемости. Только перекошенное от боли и ужаса лицо с остекленевшими глазами — вот что осталось от молодого человека. Сложно сказать, сколько ему лет было при жизни, но сейчас он выглядел на тридцать, может, чуть больше.

И тут все встало на свои места. Вот что учуял мой нос, и вот на что среагировало тело. Эта тварь сожрала человека, и моя шкурка посчитала, что это враг. Потому что я человек, значит, это и мой враг. Просто случилось это так быстро, что разумом я не успела осознать всей картины. Мое тело на уровне инстинктов защищает меня. Все, как у людей— ведь мы тоже закрываемся руками от опасности, совершаем кульбиты, когда надо, и используем подручные предметы. Наше подсознание решает за нас, мы в этом процессе лишь пассажиры. Вот и сейчас я побыла таким пассажиром. Только если в теле человека заложен инстинкт бежать, за исключением некоторых профессий: пожарный, спасатель, полицейский и т. п.(у таких профессий человек подавляет у себя инстинкт бежать от опасности), то в моем новом теле заложен противоположный инстинкт — атаковать, убрать угрозу, а не самому убраться с ее пути.

Я зло посмотрела на труп волка. Если бы могла, убила бы его еще раз. Глянула на мужчину, точнее на то, что от него осталось. По сути, кроме головы, шеи и груди — ничего, сплошное месиво и редкие целые куски. Сердце сжалось от досады. Он погиб недавно. От его крови еще веяло теплом. Я могла бы успеть. Аккуратно положила левую лапу ему на лицо и прикрыла глаза. Не знаю, почему я так сделала. Может быть, потому что посмотрела слишком много фильмов, а там всегда так делали, когда хотели выказать последние почести. А может, потому что мне было стыдно, стыдно смотреть ему в глаза.

Внезапно послышался далекий вой. Волчий вой, или кого-то, кто очень похож на волков, а попутно и на меня. Голос не был знаком моему телу, но сам вой определенно был от сородичей. Звали на помощь. Не жалобно или умоляюще, как делают раненые, а как бы на подмогу. У звавшего не было проблем, он скорее приглашал.

Я уже хотела пойти на зов, сделала первые пару шагов. Но тут ноздри уловили странный аромат. В современном обществе редко когда его почувствуешь, но мало кто сможет его перепутать с чем-то другим. Свечи бывают парафиновые и восковые, но и те, и другие сейчас выпускаются с множеством ароматизаторов и всяческих отдушек. Аромат восковых свечей, настоящий, без примесей я ощущала только в церкви, но так как место там духовное, обрядовое, к этому запаху примешивался еще и аромат ладана. Сейчас же я ощущала достаточно сильный привкус именно цветочного воска, настоящего. Это было так странно, в этом месте, в этом мире, что я помимо воли пошла к его источнику. И с каждым шагом воск все сильнее окутывал меня. Не знаю почему, но аромат казался дивным, чарующим, невероятно приятным. В нем не было сладости или чего-то, что я любила с детства, так что я не могла понять, почему он мне так нравится, но все равно это было важнее всех кличей или даже собственных желаний.

Вскоре улочка кончилась, и я оказалась на краю небольшой площади. Видимо, этот городок проектировался по принципу звезды. От центра отходило несколько центральных улиц, и уже дальше они разделялись на мелкие проулки. В центре круга когда-то был то ли памятник, то ли фонтан, а сейчас лишь груда развалин метра четыре в высоту. Около этой груды, прислонившись к одному из выступов, стоял человек. Это он был источником воскового аромата. Мужчина тяжело дышал. На нем были измятые пластинчатые доспехи, сапоги на небольшом каблуке с широкими голенищами. Пояс с ножнами и кольчужные наручи. Голову прикрывал шлем, так что рассмотреть его лицо я не могла. В правой повисшей руке он сжимал длинный узкий клинок. А левой, мужчина пытался опереться о развалины, но было видно, что еще немного, и он просто рухнет.

Я нерешительно сделала несколько шагов в его сторону. Он резко поднял голову и посмотрел на меня. Я замерла, прижала уши к затылку и чуть присела, как любая собака, которую застали на месте преступления. Захотелось уйти, чтобы не провоцировать человека на нападение, но что-то останавливало меня. Воин продолжал смотреть мне в глаза и не делал даже попытки поднять меч. Мне это импонировало, даже если у него просто нет сил направить на меня оружие, приятно, что несмотря на мою внешность, он надеется, что я не нападу. Все во мне хотело подойти к нему, облизать, узнать, почему мне так нравится его аромат. Но я себя останавливала, как останавливает себя человек на диете от шоколадки, которая лежит на столе. Вот она — только руку протяни, и будет тебе счастье. Но, нет, нельзя!