Наора штопает да оглядывается на свечку: вот–вот погаснет фитилек, быстрее надо работать, а то придется завтра в недоштопанном чулке ходить. Господи, да что за обычаи в этом краю, настоящий медвежий угол: как стемнеет, все по домам разбегаются, спектакли приходится начинать чуть не в полдень, чтобы к закату закончить. И день проходит как–то бестолково: утром, если удастся взять денег у антрепренера, надо бежать на рынок, чтобы успеть купить что–нибудь поесть, потом в театр, а там вечная суматоха, — и вдруг наступает длинный тоскливый вечер, и заняться нечем, потому что свечей купить не на что и надо сидеть в потемках и рано ложиться спать.

Отцу хорошо, он пошел в пивную; ну и что, что денег нет — всегда найдется какой–нибудь бездельник, который будет ставить пинту за пинтой в обмен на несколько высокопарных монологов из модной пьесы или парочку пошлых театральных сплетен. А вот порядочной девушке в пивной не место. Сейчас свечечка догорит — и куда деваться? В другой день можно было бы пойти к Аргентам. Но Теона три дня назад вдребезги разругалась с мужем, мигом подцепила себе богатенького любовника и благоденствует теперь в уютном домике у городской заставы.

Одно и остается — забраться в спальный шкаф и подремывать там, предаваясь мечтам о больших ролях, об успехе, о бенефисах и славе на всю Империю. Да–да, мечты сладкая пища: помечтаешь, так — и об ужине забудешь. Да и стоит ли ужин того, чтобы выбираться ради него из теплого шкафа? Кусок получерствого пирога и кружка еле теплого чая…

Все же Наора поела, запила невкусный пирог чаем. По ее расчетам было уже поздно — в коридоре не слышно шагов и голосов, постояльцы угомонились, не зовут больше слуг, не требуют в номера вина, свечей, угля для каминов. Все укладываются спать, а кое–кто уже посапывает.

Подумав так, Наора накинула на голову и плечи просторную шаль и собралась выйти; самое время прокрасться вниз и попробовать украсть в коридоре бельэтажа свечку; может, там еще не все догорели.

В этот момент в коридоре послышался шум шагов. Они затихли перед дверью, в замочной скважине заворочался ключ. Наора удивилась — шаги не были похожи на отцовские. Еще не сознавая того, что делает, она задула огарок, отступила в сторону; раскрывшаяся дверь закрыла ее от взгляда вошедшего.

Комната осветилась слабым пламенем сальной свечи; вошедший, которого Наора видела со спины, был ей незнаком. Не оборачиваясь, незваный гость закрыл за собой дверь и двинулся к тому спальному шкафу, что находился поближе к окну — в нем обычно спала Наора.

Вот оно что! Не сдержавшись, Наора глубоко вздохнула и стиснула зубы. Гость обернулся на звук, но Наора не дав ему опомниться, выскочила в коридор, захлопнула дверь и почти бессознательным движением повернула в замке все еще остававшийся в скважине ключ.

— Эй, ты! — возмущенно крикнул за дверью гость.

— Не кричите, — громким шепотом ответила Наора. — Вы перебудите всех соседей.

— Но послушай…

Слушать Наора не стала, поспешила прочь, чуть не споткнулась о первую ступеньку лестницы и, нащупывая путь, спустилась вниз. В коридоре бельэтажа еще горели в латунных бра свечи, и слуг никого не было, но теперь свечи Наору не интересовали; она прибавила шагу, спустилась по нескольким ступенькам в прихожую, где за конторкой сбоку от лестницы дремал портье, толкнула от себя тяжелую дверь и выскочила на улицу.

Холодный ветер сразу отрезвил ее. Платье и шаль, пусть даже она и шерстяная, плохая защита от мороза. Можно было, конечно, вернуться в гостиницу, поискать приюта у знакомых, на худой конец в коридоре дождаться, пока незваный гость покинет номер — но все эти мысли, пришли в голову Наоры позже, а в первые минуты она почти бегом кинулась наискосок через площадь к довольно неуклюжему и неуютному даже с виду строению, где в этом городе размещался театр. Она обежала здание, чуть не на ощупь нашла в темном проулочке дверь черного хода, нетерпеливо постучала, но стук показался ей совершенно тихим и неуверенным, тогда она повернулась к двери спиной и стала бить в дверь каблуком.

— Иду–иду, — послышался наконец голос сторожа. — Не сплю я. Кто еще там?

— П-пустите, д-дядя С–сергус–с, — зубы Наоры выбивали дробь. — П–п–пожалуйста…

Сторож наконец отворил дверь, посветил фонарем, посторонился, пропуская девушку в коридор, снова затворил дверь.

— Или случилось что? — спросил он.

— Можно, я пока у вас посижу? — вместо ответа попросила Наора.

Дядюшка Сергус запер дверь на засов.

— Ладно, — без удивления сказал он, поворачиваясь и идя к своей каморке. — Как раз и чайку попьем, погреемся.