— Он увез свои часы, и вместе с ними исчез кусок пергамента, который граф держал в руках мертвый. Овинский, вероятно, увез его.
— И не нашли его?
— Нет. Старого часовщика, с тех пор как он уехал в Спасское, никто не видел в Москве.
— Так Овинский, уезжая, велел лакею спросить Надю о портрете?
— Да.
— Ее, значит, воля. Хорошо, призовите Надю! — и Софья Семеновна протянула руку к книге, которую принес Алтуфьев.
— Это — книга о розенкрейцерах, помните, вы мне дали ее, — сказал Алтуфьев. — Вот что: если можно, подарите ее мне.
Софья Семеновна кивнула в знак согласия.
— Так идите за Надей и возвращайтесь с нею.
Глава XXVI
"Отношения набекрень", как говорил Тарусский, между бароном и Веретенниковым завершились полным примирением.
Еще во время переговоров о дуэли Веретенников решился наконец и сделал предложение Вере. Оно было принято. Веретенников совсем обезумел от счастья, сломал качальную скамейку в саду, чуть не задушил в своих объятиях Владимира Гавриловича и явился к барону в имение, чтобы извиниться, пешком, потому что долго было ждать, пока подадут лошадей. Он был так мил в своем безумии, что сердиться на него не было никакой возможности.
Барон сначала был недоволен, что болезнь отправленного в Москву Рыбачевского задержит продажу имения. Он даже ездил к нему и узнал, что горбун вне всякой опасности и, быстро поправляясь, собирается в Италию.
Власьевский мир был в общем до того счастлив, что даже нелепая острота Тарусского, что "Рыбачевский потому собирается в Италию, что Италия не может собираться в него", имела успех и вызвала хохот.
Один Владимир Гаврилович не мог равнодушно вспомнить о горбуне и часто за чаем, вылив в свой стакан все сливки из молочника, вдруг вскрикивал:
— Нет, какой подлец, извините за выражение, каков! Ну, не буду я Владимиром Власьевым, если не проучу его!
И он успокаивался лишь тогда, когда Тарусская, которой не хватило сливок, бранила Рыбачевского, чтобы доставить ему удовольствие.
— Так вы согласны со мной, Анна Сергеевна? — переспрашивал он, и она должна была отвечать:
— Вполне согласна, Владимир Гаврилович.
Раз как-то Алтуфьев попробовал объяснить ему свой взгляд на Рыбачевского. Он нарисовал на визитной карточке треугольник и показал его вершиной вверх Владимиру Гавриловичу.