И вот я услышал, как снаружи отперли дверь. Я сразу погасил свет и едва успел юркнуть в нишу, как открылась дверь и вошел господин Мильбург, управляющий мистера Лайна. Он зажег свет и запер за собой дверь. Потом он постоял, подумал, снял пальто и повесил рядом с нишей, где я был. Там был крючок. Я не дышал от страха, что он найдет меня. Но он отошел от ниши и вышел из комнаты.

Потом он вернулся и осмотрел помещение, будто чего-то искал, а я все время трясся от страха, что он меня обнаружит. Он опять вышел из комнаты, и я потихоньку выглянул из-за занавески и заметил, что у него из кармана пальто торчит кобура. Зачем ему оружие, я понятия не имел, а просто взял и переложил пистолет себе в карман, на всякий случай,.если, например, меня накроют и придется защищаться.

Через несколько минут он вернулся с чемоданом, положил его на кровать и стал упаковывать. Вдруг посмотрел на часы, что-то пробормотал, потушил свет и поспешно ушел. Я очень долго ждал его возвращения, но он не приходил. Наконец я осмелился выйти из своего убежища и рассмотрел пистолет. Это был браунинг. Обычно, идя на дело, я не брал с собой оружия, но теперь подумал, что лучше иметь его с собой, тогда всегда можно скрыться при каких угодно обстоятельствах. А не то опять загремишь в тюрьму. «Нет уж, я больше не хочу в тюрьму, — подумал я, — и лучше убью кого-нибудь, а останусь на свободе».

Я снова выключил свет и сел на окно, ожидая прихода мисс Райдер. Я даже выкурил сигарету, так что пришлось открыть окно, чтобы развеять табачный дым, он ведь мог меня выдать. Я взял пузырек с купоросным маслом, открыл его и поставил на стул рядом с собой. Уж не знаю, сколько прошло времени, но часам примерно к одиннадцати я услышал, что наружная дверь тихо открылась и кто-то вошел в переднюю. Это был не Мильбург, у Мильбурга шаги сильного человека, и он не таился, а это существо двигалось почти бесшумно. Я даже не услышал, как открылась дверь спальни. Я приготовился, держал в руке пузырек и ждал только, чтобы зажгли свет. Но свет не зажигался. Тогда я в темноте пошел навстречу этому человеку.

Но вдруг меня крепко схватили сзади за горло, так что я не мог дышать. Я подумал, что это все-таки Мильбург, который, наверное, обнаружил меня еще в первый раз, а теперь вернулся, чтобы схватить. Я попытался освободиться, но он нанес мне сильный удар в челюсть.

Я очень боялся, что шум разбудит соседей и они позовут полицию. А в тюрьму, как я уже говорил, мне совсем не хотелось. Из-за страха я совсем перестал соображать, как-то сам собою оказался в руках пистолет, и я наугад выстрелил. Я услышал, что кто-то тяжело рухнул на пол. Когда я пришел в себя, то заметил, что держу в руках пистолет. Тогда я решил отделаться от него поскорее, в темноте нащупал какую-то корзинку, открыл ее, там были тряпки, нитки и всякий этот хлам... Я сунул пистолет вниз, ощупью прокрался по стене и зажег свет.

Тут я услышал, как в замке повернулся ключ, кто-то отпирал дверь. Я мельком взглянул вниз, на полу ничком лежал какой-то мужчина. Я едва успел спрятаться за одеждой, как вошел Мильбург. Когда он переворачивал ле-хсащего, я хотел рассмотреть лицо, но с моего места ничего не было видно. А мистер Мильбург нашел какие-то тряпки и склонился над лежащим, что-то делая... Он, кажется, снимал с того, в кого я выстрелил, одежду... Но вдруг он выпрямился, постоял и после этого поспешно покинул квартиру.

Я снова вылез из ниши и посмотрел, в кого я стрелял.

Да я же стрелял в своего дорогого мистера Торнтона Лайна!

Я убил его!

От тоски и боли я просто потерял рассудок, я не знал больше, что я делаю, и думал только, что надо как-то спасти мистера Лайна. Он не мог и не должен погибнуть. Надо побыстрее отвезти его в больницу. Когда мы с ним до этого обсуждали наш план и решали, как и когда он пойдет к ней в квартиру, тогда он говорил, что автомобиль останется на задней улице, за домом, там гаражи и на нее никто не обратит внимания. Я поспешил на улицу по черному ходу, там действительно стоял его автомобиль.

Тогда я вернулся за мистером Лайном, отнес его в автомобиль и посадил на сиденье. Потом сходил за сюртуком и жилетом и положил их рядом с ним. Доехав до госпиталя Сент-Джордж, я остановился со стороны парка: нельзя, чтобы люди меня увидели, думал я при этом.

Я посмотрел на мистера Лайна, он не шевелился и не стонал. Тогда я ощупал его и почувствовал, что он похолодел. Он умер.

Два часа примерно я сидел рядом с ним в его автомобиле и плакал так, как никогда не плакал. Наконец я взял себя в руки и отнес его на одну из боковых дорожек. Не знаю, почему я не оставил его в автомобиле, я тогда очень плохо соображал, хотя помню, что боялся быть обнаруженным рядом с ним. Но я все не мог решиться покинуть его, я скрестил его руки на груди, сел рядом и сидел возле него еще часа два. Ему было так холодно на траве, так одиноко, и мое сердце истекало кровью. Когда стало светать, я увидел, что на клумбе неподалеку росли желтые нарциссы. Я сорвал несколько цветков и положил ему на грудь, потому что я очень его любил. Потом я плохо помню, что было дальше...»

Тарлинг дочитал, поднял голову и посмотрел на Уайтсайда.

— Ну вот вам и разгадка тайны желтых нарциссов, — медленно проговорил он.

— Да, объяснение оказалось очень простым, но простые объяснения найти труднее всего... А Мильбург-то, выходит, и вправду никого не убивал.