— А почему ты спрашиваешь?

— Потому, — она прикусила губу, — потому что зачем тебе ходить ко мне, когда любая из них почтет за счастье внимание короля? И… у них такие мягкие руки, и нежные голоса, и красивые платья.

— Хочешь, я и тебе платье подарю?

— Куда я его надену? — рассмеялась она, но щеки порозовели от удовольствия. Казалось, терзавшее ее беспокойство слегка улеглось. — Чтоб зажигать жаровни? Или взбивать перины?

— Идея с взбиванием перин мне нравится, — улыбнулся Омод и потянул ее на лавку.

Алекто нашлась во внутреннем дворе. Они с Каутином лепили что-то из снега, собирая его с бортика фонтана, на котором сидели. Вернее, Каутин лепил, а она вяло мяла его покрасневшими пальцами. Эли возился рядом с Хрустом, не обращая на них внимания.

— Что вы делаете? — кивнула я на снег в руках Алекто.

Она расставила пальцы, и белые слипшиеся комочки просыпались между ними.

— Держу снег, — пожала плечами она.

— Вы все еще обижаетесь из-за того, что не смогли пойти в розарий?

Алекто снова пожала плечами.

— Какое мне дело до общего веселья и цветов, прекраснее которых мне никогда не увидеть в жизни? Ведь я люблю носить черное, не развлекаться и проводить время в компании матери и скучных братьев.

— Эй, — возмутился Эли, — кого это ты назвала скучным?

Алекто ответила кислым взглядом.

— А ты что лепишь, Каутин? — повернулась я к старшему сыну.

Он покраснел и показал мне розу. Цветок оказался на удивление искусно выполнен.

— Это он для королевы, — фыркнула Алекто.

Каутин покраснел еще сильнее и опустил глаза. Но ответил спокойно.

— Ее величество — удивительная женщина.

— Это ты понял по ее платью? Или красивому лицу? — язвительно спросила она. — Ты не обменялся с ней ни словом — как ты можешь судить о ее уме или других качествах.