Альфонс нахмурился.

– Она дочь генерал-майора Фредерика де ла Рубо.

Я присвистнул. Вот, значит, каким образом они попали на бал! Имя Фредерика де ла Рубо известно в колонии повсюду. Ему подчинялся весь гигантский военный механизм во французской Африке.

– Видишь ли, я дольше служу в Оране, чем ты, и лучше знаком с делом Ламетра. Капитан Ламетр был помолвлен с дочерью генерал-лейтенанта (может быть, генерал-майора?), Люси. Я сразу вспомнил об этих деталях, когда ты предостерег меня в коридоре, и поспешил на выручку Хопкинсу, если капитан и вправду попытается с ним расквитаться. Тут, откуда ни возьмись, передо мной возникла красотка, которую мы освободили из заточения на яхте. Тогда я и понятия не имел, какая важная шишка ее папаша. Но, сам понимаешь, ситуация была пиковая.

«Значит, вы обманули меня в тот раз! – взволнованно произнесла она. – Вы агент секретной службы, прихвостень маркиза де Сюрьена… И освободили меня лишь в надежде, что я скомпрометирую отца. Но ваши расчеты не оправдались!»

«Мадемуазель, – ответил я ей, – здесь совсем другой расклад. Я нес караул у входа и проник сюда… как бы это поточнее выразиться… по семейным обстоятельствам. Признаюсь вам как на духу, поскольку считаю вас девицей благородной и не опасаюсь, что вы меня выдадите после того, как мы с приятелем обошлись с вами вполне деликатно».

– Здорово ты ей врезал! – искренне восхитился я. Ораторское искусство никогда не оставляло меня равнодушным.

– Не знаю почему, но я испытывал доверие к этой девушке и выложил все как есть. Стоило ей услышать, что Ламетр здесь, во дворце, и она чуть не хлопнулась в обморок. Потом совладала с собой и провела меня в голубую гостиную. Остальное ты знаешь.

– А как она оказалась на яхте?

– Под замком ее держал отец, потому что Люси рвалась в открытую выступить на стороне своего жениха. После того, как мы выпустили ее на свободу, генералу Рубо удалось убедить дочь, что подобное геройство бессмысленно.

– Ну, а наш Хопкинс? Он-то с его подзаборными манерами как попал в высший свет?

– Он и сам не знает. Сидел на барже, дожидался, пока ты принесешь ему хоть какую одежонку, прикрыть наготу. И вдруг услышал громкий хлопок, почувствовал удар, а когда очнулся в белоснежной постели, над ним склонился военный врач и стал заботливо допытываться: «Вам лучше, господин капитан?» Словом, оказался он в гарнизонном лазарете, а в кармане у него обнаружился документ на имя капитана Мандлера. Харчи хорошие, обхождение предупредительное… Чурбан Хопкинс быстро вошел во вкус и решил укрепить свои позиции: чуть что, ссылался на ранение в голову, отчего, мол, у него память отшибло…

– Зачем ему это понадобилось?

– Видишь ли, неотесанный Чурбан никак не тянет на армейского капитана. Поэтому, стоило ему что-нибудь ляпнуть невпопад, он тотчас принимался ощупывать голову. Имени не помнит, откуда явился, чем занимался – не знает. Что взять с человека, у которого мозги набекрень? Его лечили по-всякому, даже электрическим током, но ему – как мертвому припарки. Наконец доктора порешили на том, что пуля задела какой-то важный нерв, отчего несчастный капитан в одночасье лишился и памяти, и хороших манер.

– А как они схлестнулись с капитаном Ламетром?

– Подлечили Хопкинса и потянули в суд, потому как капитана Мандлера вот уже несколько недель ждали из Юго-Восточной Африки: он проходил важным свидетелем по делу Ламетра. Хопкинс, натурально, на суде тоже заявил, что он, мол, ничего не помнит. А Ламетр, который утверждает, что является жертвой организованного заговора – и наверняка он прав, – вообразил, будто бы нашим «капитаном» манипулируют чужие руки. Ведь его последние надежды были связаны с тем, что Мандлер даст показания в его пользу, и тогда он, Ламетр, будет оправдан. Когда же Ламетр узнал, что этого не произошло, в нем вскипела ярость, и он чуть не порешил Хопкинса.

– Выходит, все мы влипли в историю, о которой, почитай, ничего и не знаем, а главное – она вообще не касается нас.

– Поглядим, куда кривая вывезет. Пока что нам ничто не грозит.

– Только Хопкинс увяз по уши.

– Выкарабкается, я в него верю.