Соболев смотрит на меня исподлобья, морщится, но все же отвечает:

— Бабы в основном…

— Молодые?

— Всякие…

— Артурчик, а ты ведь, наверное, нравишься женщинам, да? — я подаюсь вперед в ожидании ответа.

— У них поинтересуйся, — отвечает хмуро, — Диан, что ты хочешь?

— У-у-у… Я, милый, много чего хочу, но с этим мне точно не к тебе. Слушай, а цветы ты любишь?

— Че-го?

— А я что-то непонятное спросила? Цветы, говорю, любишь? У вас в кабинете есть цветочки?

Артурчик смотрит на меня с недоверием и опаской, но продолжает молчать. Я перевожу взгляд на сильно разросшуюся диффенбахию в широкой кадке.

— Знаешь, что это растение ядовитое? У вас в кабинете тоже такое есть?

— Ты отравить меня, что ли, решила? — теперь братец смотрит на меня, как на сумасшедшую, а я пытаюсь отыскать в себе хотя бы искру той самой ненависти, которая пылала во мне столько лет и помогла выжить там, где такой пижончик, как Артурчик, наверняка бы загнулся.

Что же мне делать с тобой, братишка? Чего ты боишься больше всего? Чем дорожишь?

— Ты дорожишь своей репутацией в компании? — спрашиваю, сильно понизив голос.

— Послушай ты, сука охеревшая, почти шестнадцать лет прошло! Срок давности уже истек! Ты же теперь стала круче поросячьего хвоста, так чего тебе не хватает? Хочешь мою мать разорить? Выбросить меня отсюда?

— А мне кажется, что ты сам захочешь уйти…

— Ты дура, что ли? Или ты на этого мажорика рассчитываешь? Ну так он пока здесь никто… Учти, начнешь играть жестко — и я тоже забуду о правилах. Думаешь, я буду плясать под дудку зарвавшейся бабы?

— Уверена в этом, дорогой, — произношу почти шипя и ловлю искорки страха в глазах Артурчика.

НА МЕНЯ СМОТРИ, БРАТИШКА!..

— А я не понял, куда Соболь так ломанулся? — удивленно спрашивает Женя, когда я покидаю его кабинет.