"Вот иду Я красивая по улице, а мужики все вокруг так и падают, так и падают… И сами в штабеля укладываются!"

Примерно так всегда и происходит, но эта фраза из "Девчат" приходит на ум почему-то именно сейчас. Я с трудом сдерживаю улыбку, потому что прямо сейчас мне приятно внимание окружающих и хочется быть очень красивой в их глазах. Наверное, это действует магия красной помады.

Я поднимаю голову вверх и разглядываю голубые витражи огромной высотки. Наверняка с верхних этажей виден весь город до самой "Камчатки". Кстати, пора уже туда наведаться, и, в первую очередь, к Шерхану. Сам он звонит мне редко — не хочет отвлекать такую важную мадам. А я — слишком занятая дрянь, чтобы постоянно помнить о своем стареющем ангеле-хранителе.

И пока совесть не перегрызла мое боевое настроение, я даю себе установку — сегодня же съездить к Шерхану. Даже если — конец света! Оу, ну тогда — тем более! Находясь вдали от своих любимых мальчишек, в качестве убежища я бы выбрала широкую грудь Шерхана. От воспоминания, как его большая ладонь неуклюже гладила меня по волосам, по коже головы начинают бегать колючие мурашки. Почему он не мой папа?

Я бы очень хотела взгромоздиться на колени к большому Шерхану и затихнуть в его надежных и теплых объятиях. Я мечтала об отцовских коленях с раннего детства, но никогда не говорила об этом маме. Почему-то я знала, что она расстроится и станет думать, что обделила меня. У меня не было конкретного образа отца, но, когда не стало мамочки, этот образ обрел очертания директора моей школы. Но разве могла я ему признаться в такой глупости? Представляю, что бы он подумал, если бы двенадцатилетняя девица плюхнула ему на колени свой откормленный зад.

Позднее, уже в Париже, я захотела на колени к Демону. Но ему бы я не призналась в этом даже на очистительном костре. И только дремучий китайский городишко на многие годы вытравил у меня тягу к отцовской любви и коленям. И вот теперь мне снова хочется почувствовать себя маленькой девочкой… О своей глупой мечте я не рассказывала никому, даже Феликсу.

"Поехали-поехали в рощу за орехами…" — вспоминаю, как прыгал когда-то маленький Реми на моих тощих коленках…

Когда тебе под тридцатник, скачки на мужских коленях приобретают совершенно иной характер. И желающих прокатить меня "за орехами" с годами только прибавляется. Ловлю свое отражение в стеклянной крутящейся двери, интересно — когда произойдет этот переломный момент и при взгляде на меня из глаз мужчин исчезнет похоть? Уверена, что в запасе у меня достаточно времени, чтобы воздвигнуть и укрепить свою империю, а до того момента для каждого из них найдется клетка на моем шахматном поле.

Вхожу в здание и сразу попадаю под теплую струю воздуха, выдыхаемую мощным кондиционером. Охранник в стеклянной будке, увидев меня, сразу открывает турникет и лишь после этого, окунув нос в журнал, интересуется вдогонку: "Госпожа Шеро?". Я оборачиваюсь и киваю ему с улыбкой. Мужик сияет и готов улечься штабелем.

Улыбка не сразу сходит с моих губ, и доброжелательность на моем лице успевают заметить несколько человек, пасущихся в холле в ожидании лифта. Все шесть кабинок, похоже, где-то в облаках. Я игнорирую чужие взгляды, но один, слишком липкий и настырный, заставляет обратить на него внимание. Глаза синие — и я сразу вспоминаю Женечку. Отдаленно мужик даже похож на него — высокий, крепкий, наглый, судя по взгляду… Наверняка считает себя хозяином жизни.

Ловлю себя на том, что слишком увлеклась, выискивая схожесть с Ланевским- младшим в чертах незнакомого субъекта. Но сорок плюс — это не мой формат, даже если большой мальчик хорошо сохранился и не лежит штабелем у моих ног, что обычно вызывает во мне нездоровый азарт.

Подоспевшая кабина лифта выпускает из своих объятий двух пассажиров и готова принять еще семерых ожидающих. Я не с ними. Отворачиваюсь и слежу за горящим табло лифта напротив — я настроена подождать еще минуту.

— Не любите толпу? — раздается над ухом вкрадчивый голос. — Я тоже предпочитаю ездить один, но лучше в компании красивой девушки. Вы здесь работаете?

Мне не очень нравится этот слегка вибрирующий голос, а от близкого пристального взгляда уже нагрелся затылок, поэтому я продолжаю делать вид, что я одна. Это удобно, когда стоишь к человеку спиной — мало ли, с кем он беседует, ведь он не называет меня по имени.

— Вообще-то, не слишком вежливо отмалчиваться, когда с тобой разговаривают, даже если ты очень красивая и вкусно пахнешь, — в голосе слышится раздражение и мужчина появляется в поле моего зрения.

Свежий темный загар на его коже говорит о том, что обладатель синих глаз совсем недавно переметнулся из лета, а его бежевое пальто — о том, что он придурок.

— Киса, ты что, немая?

Кто-о-о? Не выношу, когда мне тыкают и называют зайкой, рыбкой… Но кисой!.. Я и с Петькиной-то "птичкой" еле смирилась. Но конфликтовать желания нет, а все мои мысли сейчас наверху, в кабинете Ланевского, и задерживаться я не планирую. Теперь наглый мужик разглядывают меня в упор и слишком близко, но на такой случай у меня всегда есть план "Б".

— Вы ко мне обращаетесь? — спрашиваю на французском, и надеюсь, что он не ответит.

— Не понял… Ты француженка, что ли? А-ах*еть! И че — совсем меня не понимаешь? — неожиданно развеселился мой собеседник, напрочь забыв о манерах.