Демину ничего другого не оставалось, как кивнуть.
— Здесь вся комната должна быть заляпана мороженым, — развивал свою мысль Самсонов: — Чтоб живого места не осталось.
— Но вот здесь должно быть чисто, — сказал Загорский, показывая на затемненное стекло, из-за которого он собирался вести съемку.
Самсонов засмеялся.
— Ничего, если и туда немного брызнет, — махнул он рукой. — Так даже лучше. Чтоб зритель почувствовал, — И обернулся к Демину: — Ты, кстати, рабочий халат для нашего героя приготовил?
Демин кивнул.
— Цвет халата какой?
— Серый такой, с синевой.
— Не годится. Белый должен быть, белее снега. Ты понял? А в мороженое добавишь какой-нибудь дряни, чтобы у него был зеленоватый оттенок.
Самсонов обвел взглядом облицованные белым кафелем стены.
— Да, — сказал он после паузы. — Зеленоватый оттенок — то, что нужно. — И поманил меня пальцем. — Ты нашему герою объяснишь, как он должен с агрегатом обходиться, но сам за ручку не берись.
Он смотрел мне в глаза и будто думал о чем-то.
Самсонов оказался прав. Когда через неделю мы проводили съемку, я едва не надорвал живот от смеха, наблюдая за злоключениями нашего героя. Едва он потянул злополучный рычаг, взбесившийся агрегат стал вытворять черт знает что. Сопло вращалось так, словно оно было резиновое, и за несколько секунд залило ядовито-зеленой субстанцией пол, стены, потолок и нашего бедолагу — героя передачи. Потом на сцене вновь появился я, прочитал ошалевшему от свалившихся на него несчастий парнишке нотацию, пригрозил всяческими карами за учиненный беспорядок, после чего удалился, наказав ему продолжать работу. Все повторилось. Я стоял рядом с ведущим съемку Загорским и смеялся. Сам Альфред, как и подобает представителям аристократических кругов, сохранял невозмутимость. Он был в этой передаче с момента ее основания и насмотрелся всякого.
— Чем занимаешься сегодня вечером? — неожиданно спросил он меня.
Этим вечером, как и во все предыдущие вечера, я должен был предаваться любовным утехам со Светланой. Но не мог же я этого сказать Загорскому и поэтому только промычал нечто нечленораздельное.
— Все понятно, — кивнул Загорский. — Вечер свободен. Сегодня едем к моему другу.
— Я не могу.
— Ты что? — удивился Загорский. — Хочешь, чтобы он меня убил?
Я думал, что это шутка — про убийство, но заглянул Загорскому в глаза и вдруг почувствовал в груди странный холодок.
Самсонов тем временем уже вышел к нашему герою. Тот, испачканный с ног до головы подозрительно зеленоватым мороженым, не знал, смеяться ему или плакать. Самсонов улыбался ему как мог широко и всячески демонстрировал свое расположение.