Глава 13

БИТВА ЗА СНОЛЬДИ-ХОЛЬМ

Июнь 856 г. Бильрест-фьорд

Этой весной совсем обнаглели волки. Снова не стало покоя у жителей дальних хуторов, да и в ближних усадьбах нет-нет да прошмыгивали под утро быстрые серые тени. И ладно бы дело было ранней весною, когда сводит от голода животы не только у волков, но и у людей, когда нет сил, чтобы выследить и поймать жертву, когда одиночке — верная гибель, и только стая, спаянная в единое целое крепким и злобным вожаком, имеет шансы выжить. Стая была — с десяток волков-трехлеток, из которых несколько узкомордых самок, был и вожак — огромный черно-серой масти зверь со светлой полосой на хребте, от хвоста до холки. Не было в округе волка хитрее, злее, проворнее, хоть и казался он на вид несколько тяжеловесным, — если б приспичило вожаку встать на задние лапы, вряд ли кто из людей был бы выше. Огромный волк жестоко правил стаей: стоило кому-нибудь из трехлеток чуть приподнять хвост — и тут же вожак кидался в бой, сбивая непокорного с ног черным стремительным ураганом, вгрызался в шею или в белое беззащитное брюхо. Вожак не знал пощады. Но и стая с ним не знала голода даже лютой северной зимою. Ничуть не опасаясь охотничьих ловушек, нагло, стремительно, ловко волки врывались на хутора и усадьбы, хватали прямо из загонов овец, а бывало, разрывали и собак на куски, которые тут же исчезали в волчьих утробах. И не только собаками ограничивалось дело. И не только голодной зимою. В самом конце мая один из младших детей хозяйки Курид с Ерунд-озера отправился за хворостом в ближайший лес. И лес-то был рядом, однако что-то долго не возвращался парень. Кинулись искать — и обнаружили на поляне лишь дымящиеся кровью ошметки — все, что осталось от мальчика. И еще был такой же случай в Снольди-Хольме — с малолетним племянником Торкеля бонда. Племянника, правда, сожрать не успели — но руку порвали крепко. Хорошо, помощь вовремя подоспела — только и видели серых. А мальчишка, зажимая окровавленную, почти что уже отгрызенную кисть, старательно сдерживал стоны. Лишь в глазах его стоял страх. Уже позже, дома, он рассказал о том, что один из волков — черный огромный зверюга, — кажется, понимает человечий язык и умеет читать мысли. Почему ему так показалось, мальчик не пояснил. Показалось почему-то — и все.

— Уж больно глаза у него страшные. Черные, пронзительные, совсем не волчьи…

Ну конечно же не волчьи! Это были глаза Черного друида Форгайла, вот уже около года наводившего ужас на всю округу в образе страшного оборотня-волкодлака. Не отходя далеко, кружил Форгайл-Волк в окрестностях Бильрест-фьорда, все выжидал удобного случая вторгнуться в тело сына Сигурда ярла. Да вот беда, случай все не представлялся. То ли колдовство оказалось слишком слабым, то ли сопротивлялись местные колдуны, то ли плохо работал младший жрец Конхобар, которого что-то в последнее время совсем стало не видно в усадьбе Сигурда, — сколько ни вглядывался Форгайл, неслышно подкрадываясь к усадьбе почти каждый вечер, а так и не увидал своего помощника, — видно, отправился тот куда-то по хозяйственной надобности либо сгинул где. Это плохо, коли сгинул. Где ж найдешь теперь помощника? Эти-то, серые, для контактов с людьми совсем не годятся. Вот и думал про себя Форгайл, решал задачу, выжидая. Умел ждать, этого не отнимешь, однако чем больше ждал, тем сильнее дичал, в волчьей-то шкуре! Уже стало нравиться ему разрывать клыками сырое трепещущее мясо, лакать свежую кровь да крыть волчиц — в такие минуты совсем забывал Форгайл о том, что был когда-то человеком, одно в нем естество оставалось — волчье.

Лишь иногда, лунными ночами, вспоминал Форгайл о своем предназначении и выл на луну, долго, тоскливо и страшно. Ведь поначалу все делал он, чтобы пробить брешь в душе сына Сигурда ярла, и, казалось, получалось, вот-вот — и все, и будет друид Форгайл Коэл обретаться в новом теле, а сын Сигурда так и сдохнет в бессловесном образе волка. И тогда… О, тогда начнется новая жизнь, пусть еще не скоро, но начнется, — и именно он, друид Форгайл Коэл, из гонимого у себя на родине типа превратится в великого конунга далекой и дикой Гардарики, которую он, с помощью древних богов, сделает еще более дикой, и толпы свирепых воинов, подчинясь мановению его руки, бросятся в поход во имя старой кельтской веры, во имя древних богов, давно проклятых в Ирландии святым Патриком. Реки крови потекут по всей Ирландии, от Коннахта и Ульстера до Лейнстера и Миде, и тогда заново воссияет сиреневым светом волшебный камень Лиа Фаль, и свет этот возвестит возвращение былого могущества друидов — забытых жрецов древней веры. Лиа Фаль… Этот камень сорвал-таки Форгайл с груди отступницы Магн, но сгинул волшебный кристалл в глубинах фьорда, на дне под Радужным водопадом. А может, и проглотила его уже какая-нибудь глупая рыба. Боги! О, древние боги! О, Кром Кройх, о, богиня Дану, о, Дагд, о, древние племена Фир Болг! Разве мало жертв принесли вам друиды, покидая Ирландию? Разве мало детских голов упало в широкие горла жертвенных кувшинов, разве мало вырванных из груди сердец окрасилось желтой пыльцой священной омелы? Так где же вы, боги? Где ваша помощь? Где? Где? Где? Неужто осталась дома, в Ирландии, где вас презирает любой мальчишка, поклонник распятого бога? Или вы испугались местных богов — Одина, Тора, Бальдра? Но ведь друиды принесли богатые жертвы и местным. Особенно владычице мертвых Хель и коварному Локи. Так, может быть, мало жертв?

Волк вдруг захлопнул свою клыкастую пасть. А ведь и правда мало! Последняя жертва Крому — двое детей — была принесена почти год назад! Это, конечно, если не считать тех жертв, что, по его словам, регулярно приносил старым богам младший жрец Конхобар. Да что толку от его жертв! Разве сможет он поднести богам человека, если этот человек предварительно не связан и не оглушен? Нет, Конхобар — жалкий друид, совсем не такой, каким был его давно погибший отец. И, очень на то похоже, ему понравилось жить здесь, в усадьбе Сигурда ярла. Разленился Конхобар, расслабился, совсем забыл, для чего оставлен в усадьбе. За это следует его наказать. Немножко погрызть, не до смерти, а так, чтоб понял. Чтоб вновь заиграл в его душе страх, чтоб приползал он на поклон прямо на брюхе, чтоб боялся, чтоб знал, чтоб верил!

Волк поднял голову и вновь завыл, на этот раз угрожающе, злобно, глухо. И вся стая, услыхав новый расклад, подхватила этот вой, как разбойничья шайка подхватывает разудалую песню. Этот многоголосый вой нарастал, поднимаясь все выше и выше к звездам, замер там на миг и сорвался вниз, затихнув в глухих урочищах Халогаланда.