— Нет, ничего, — ответил шериф и отправился в свое последнее путешествие к блаженству. Полное расслабление — свет погас.

Римо отошел от тела.

— Он не упоминал Синанджу, — сказал Чиун. — Но Смиту об этом знать совсем не обязательно.

— А теперь к чему ты клонишь? — спросил Римо. — Что ты наболтал Смиту?

— Там, в машине, император потребовал у меня информацию о древних хрониках и пророчествах Синанджу, и я, преисполненный верноподданических чувств к нему, точно так же, как и ты...

— Ты никогда не был ничьим верным подданным.

— И я, точно так же, как и ты, исполненный верноподданических чувств, был принужден открыть ему информацию о старинных преданиях под давлением, заметь.

— Да уж, принужден — как младенцев принуждают мочиться, — заметил Римо.

— И я сказал императору Смиту, что в хрониках Синанджу рассказывается о родословной этого — как его — Всеблагого Владыки.

— На тот случай, если одной лжи окажется недостаточно для бесплатной поездки домой, ты придумал еще одну.

— И император Смит спросил меня, не помню ли я, что там говорится.

— И ты сказал, что не помнишь, но стоит тебе лишь раз взглянуть, как сразу вспомнишь все?

— Да, кажется, так все и было. Иногда память подводит меня. Ты ведь понимаешь.

— Я понимаю, что сначала мы поедем в Сан-Диего и посетим отделение Миссии.

Чиун начал бормотать по-корейски что-то о людской неблагодарности и о том, что только самый бессердечный человек может отказать умирающему в его просьбе о поездке на родину.

— Ты умираешь, папочка? — спросил Римо, в изумлении выгнув бровь.

— Мы все умираем, — ответил Чиун. — Смерть — это всего лишь служанка жизни.

— Я так и думал, — сказал Римо.

Они вернулись к машине. Смит дремал — его усталое лицо выглядело совершенно умиротворенным.

— Это был наш клиент, — сообщил ему Римо.