Глава 23. Выход победительницы

Я спорю с внутренним голосом, который вопрошает, почему Скотт указал в тиндере неточный адрес и почему он так разозлился на женщину, чья собака ко мне подбежала. Убеждаю себя, что было бы неплохо отправиться на свидание за пределы города, поскольку у меня паранойя из-за вероятности раскрыться перед знакомыми. Кроме того, он пожарный, точнее, доброволец в пожарной части своего района, но это недалеко от моего дома.

Уже смеркается, когда я добираюсь до тихой пригородной улицы с малоэтажными многоквартирными домами, напоминающими коробки, — все выглядят одинаково. Несколько раз проезжаю до конца глухого переулка и разворачиваюсь, прежде чем сдаться и написать Скотту, что я на улице, но ни его двери, ни места для парковки найти не могу. Через несколько минут замечаю его на дорожке, подтянутого и крепкого, в футболке и спортивных шортах, из-за чего ощущаю себя слишком разодетой. На мне короткое темно-синее платье с оборкой и пояском и босоножки на высоких каблуках. Он подходит с водительской стороны и приоткрывает дверцу, предлагая помочь с местом для парковки. Я выскальзываю из машины и быстро перехожу на другую сторону. Он как будто слегка недоволен тем, что приходится мне помогать.

Его квартира проста и опрятна, но выглядит бездушной. В гостиной сразу бросается в глаза огромный телевизор с плоским экраном, вокруг него — обрамленные фотографии Скотта и его дочери. Сбоку от главной комнаты — две небольшие спальни: та, что принадлежит его дочери, по-домашнему уютная и милая, с мягкими игрушками на розовом пледе и постерами на стене. Я тронута тем, что в этой комнате такое внимание уделено мелочам, особенно когда в остальной части дома царит атмосфера «только что переехали».

Он предлагает мне бокал вина, и мы устраиваемся на бежевом L-образном диване. Телевизор работает, но без звука, на экране мелькают местные новости. Кажется, это отвлекает Скотта: каждые несколько минут его взгляд падает на экран, но он не делает никаких попыток выключить телик. В ответ на вопрос, чем бы я хотела заняться вечером, отвечаю, что на его территории решать ему. Он хочет прокатить меня в своем кабриолете до любимого бара на набережной. Но сначала ему нужно переодеться.

Он уходит в спальню, но дверь оставляет открытой, и мне видно, как он стягивает футболку через голову, прежде чем скрыться за углом у шкафа. Вспоминаю свой первый секс с № 1, как я нервно снимала с себя всю одежду, пока он был в ванной, и снова задаюсь вопросом: может, это намек? Должна ли я последовать за ним в комнату? Хотел ли он этого, но боялся сказать, чтобы не поторопить события? Если бы не хотел, разве бы не прикрыл дверь? Я ставлю бокал вина на журнал о спорте на столике и бесшумно захожу в спальню, прислонившись к дверному проему, и наблюдаю, как он одевается. Он уже в джинсах, застегивает рубашку в пурпурно-белую клетку. Заметив меня, спрашивает, нормально ли он выглядит.

— Да, неплохо, — отвечаю, медленно растягивая губы в улыбке. — Но, может быть, не стоит так усердствовать с застегиванием пуговиц?

Он подходит к двери, останавливается прямо передо мной и спрашивает едва ли не жеманно:

— Нет? Что же мне тогда делать?

— Дай посмотрю, что там спрятано, — говорю я, мои пальцы уже расстегивают верхнюю пуговицу. Когда я заканчиваю с последней, то позволяю руке задержаться на его животе. Каменные мышцы, шесть четких кубиков. Он неподвижно наблюдает за тем, как я разглядываю его, не приближаясь, но и не отстраняясь.

— Думаю, нам стоит заняться сексом перед выходом, — как само собой разумеющееся заявляю я.

— Правда? — говорит он со смехом. — Не можешь подождать, да?

— Конечно, могу. Просто не хочу.

Кладу руки ему на плечи, чтобы сбросить с него рубашку. У него тело пожарного моей мечты: каждая мышца четко выражена и упруга, но не слишком накачана. Я расстегиваю узкий пояс и сбрасываю тонкие бретельки, чтобы платье просто упало на пол. На смену надежному бюстгальтеру без бретелек пришло черное кружевное бандо. Грудь оно поддерживает так себе, зато выглядит гораздо сексуальнее, и мне не приходится его прятать. Скотт, кажется, мешкает, и я неподвижно замираю в лифчике и черных кружевных стрингах — пусть только посмеет отказаться. Он не отказывается.

Секс с ним быстрый и активный, как спринт, после которого вы задыхаетесь и не совсем понимаете, что это было, но тем не менее рады, что пробежали его. Мы едва успеваем перевести дух, как он хлопает меня по бедру и говорит, что нам пора выходить, пока не стемнело. Через несколько минут мы снова одеты, и он протягивает мне бейсболку, чтобы волосы не разлетались во все стороны во время поездки в его спортивном кабриолете. Я отказываюсь, вместо этого беру свой хлопковый шарф и обматываю его вокруг головы, пытаясь изобразить из себя шикарную Одри Хепбёрн, но, наверное, больше напоминаю русскую бабушку, потому что он хмурится, качает головой и еще раз предлагает кепку.

В баре, куда он меня привозит, полно народу: определенно модное местечко. Мы находим свободный стул на открытом воздухе с видом на воду. Скотт приносит мне «Маргариту» и встает рядом, постоянно двигаясь, пока говорит. Ему явно не нравится сидеть на месте, и несложно себе представить спортивного, энергичного подростка, которым он, должно быть, когда-то был. С ним легко вести беседу: хотя у нас очень мало общего, ему интересно узнать, что мною движет и как мне живется после замужества. Пока мы разговариваем, его рука покоится на моей ноге. Затем пальцы проскальзывают под подол и прокладывают себе путь по внутренней стороне бедра. Мы как ни в чем не бывало болтаем, не делая пауз и не меняясь в лице. Его указательный палец отодвигает краешек моих трусов и надавливает на клитор. Мы по-прежнему не прерываем разговор. Когда его палец проскальзывает внутрь меня, мой взгляд устремляется в сторону, где рядом с нами собралась большая группа миллениалов. Они все слишком заняты друг другом, чтобы обратить внимание на симпатичную пару средних лет, но я с удивлением понимаю, что мне совершенно все равно, если нас кто-то увидит. Я не только ощущаю себя здесь полностью незаметной, но и забочусь не столько о том, какой покажусь со стороны, сколько о том, какая я на самом деле, и наслаждаюсь моментом, пока взгляд мужчины устремлен на меня, а его теплый палец движется внутри. Конечно, когда позже я узнаю, что в этом городе живут некоторые из друзей Дейзи из детского лагеря и что они часто посещают этот самый бар, моя беззаботность исчезнет, и я, скорее всего, испытаю облегчение, оттого что осталась никем не замеченной. Но в этот самый миг опасность будоражит и захватывает. Когда он предлагает переночевать у него — ехать обратно в город уже слишком поздно, — я склоняю голову набок, якобы обдумывая вариант и притворяясь, будто не бросила в сумку на всякий случай очки и чистое белье.

У себя он предлагает мне футболку для сна, но я отказываюсь и раздеваюсь до трусов, чтобы лечь в постель рядом с ним. Мы занимаемся сексом — снова быстро, учитывая, что он завел меня еще час назад в баре, но интенсивно и глубоко. Очень быстро его дыхание меняется, и он засыпает. До меня доносится металлическое постукивание капель: они падают на кондиционер с верхнего этажа. Удивительно, насколько резкой и шумной может быть всего одна капля воды, когда ударяется о металл с расстояния десять футов. Пытаюсь расслабиться и уснуть под этот стук, но бесполезно — только мучаюсь, и сна ни в одном глазу. № 5 тихонько похрапывает рядом, и мне хочется толкнуть его, как бы я это сделала с Майклом, но мы еще не насколько близки. Поэтому продолжаю слушать звук капель и храпа, перестук и сопение и размышляю, смогу ли когда-нибудь спокойно засыпать с другим мужчиной. Когда солнце наконец-то пробивается сквозь полоски жалюзи, я встаю, хотя и чувствую себя как выжатый лимон. Скотт вскакивает с постели, торопясь подготовиться к гонке, в которой участвует со своими приятелями-пожарными.

— Путь позора, — говорит он, провожая меня, снова облаченную в платье с оборками и босоножки на высоком каблуке, к машине.

— Выход победительницы, — отвечаю, кокетливо улыбаясь.

После этого мы общаемся каждый день, начиная утро с сообщений с солнечными эмодзи и заканчивая телефонными разговорами в дороге, пока он возвращается с работы. Иногда он звонит поздно вечером, когда я лежу в постели и читаю, и почти всегда знает, как рассмешить меня. Ему нравится провоцировать меня, чтобы я пускалась в жаркие, страстные споры обо всем на свете — от политики до воспитания детей, и он отступает от своих твердых убеждений, поддразнивая, что меня легко вывести из себя и это доставляет ему удовольствие. Раз в неделю он ходит на занятия по пожарной подготовке, и я жадно выспрашиваю любые детали того, что ему приходится выносить из огня, борясь с дымом и сильной жарой, и что многим добровольцам не удается дойти до конца, в отличие от него. В конце концов он признается, что еще ни разу не сталкивался с настоящим пожаром и у местной службы не так уж много вызовов, а большинство их — это кошки, застрявшие на деревьях, или дети, нечаянно закрывшиеся в ванной. Но даже эта информация едва ли делает его менее мужественным в моих глазах.