Целых одиннадцать лет держались юзеевские отшельники. Каждый Новый Год собирались у Николая в избе, ставили ёлку. Они жили, трудились…и умирали. Первой ушла Федотовна, потом – Гавриловна, после смерть забрала Семёна. На новый 2003 год за столом собрались двое: Николай и Ильинична.
– Ох, Николаша, недолго мне осталось. Вчера всю ночь сердцем маялась. Ноги еще болели. Вот так слягу – кому я нужна? На что тебе такая обуза? И совестно мне бревном лежать, пока ты там пластаешься в огороде. И, прости старую дуру, из-под меня убирать кому-то надо. Не тебе же. Как подумаю, со стыда сгораю. Бога молю, чтобы взял поскорее. Легла бы спать, да померла.
– Брось, бабка. Поживём ещё…
– Послушай меня, старуху. Ты бы съездил в город, поговорил с людьми. Пусть в больницу заберут. Там уж и помру.
Николай поехал в больницу. Зав. отделением развёл руками:
– Ну, «сердце болит» – ещё не диагноз. У кого оно сейчас не болит? Стрессы, перегрузки. Включишь телевизор – сразу за валидол. Сплошной криминал. Да и мест у меня нет. Вся кардиология забита. Сколько ей? 81? Ууу, пожила бабка. Нам бы до этих годков дотянуть. Потом, ты ведь сам говоришь – ходит она, по дому прибирается. Таблетки могу выписать. Ну, и покой нужен. Поменьше нагрузок. Так и скажи: хватит бабка корячиться, лежи, отдыхай.
Николай вздохнул:
– Разве послушает. Я вот слышал, в городе дома для стариков специальные есть?
– А, ну это не ко мне. Иди в мэрию.
Чиновник из управления соцзащиты тоже развёл руками:
– Всё переполнено. Думаешь, ты один такой умный? На днях у меня молодожёны сидели. Прописались у родной бабки. Мол, ипотека им не по карману. Сейчас голову ломают, куда её сплавить? Поняли, что здесь не «светит», стали угрожать. В «Комсомолку» напишем, то, сё. Сидите, дескать, штаны протираете. А мы в 2002 году, ко Дню Пожилых одних подарков на 3 млн. рублей роздали. Это как? Почему об этом никто не пишет?
– Так что с моей бабкой-то делать? Сляжет она – уход ведь нужен.
– А ты предлагаешь мне за ней «утки» таскать?
Пока Николай искал правду, Ильинична померла. Отошла во сне, как и хотела.
Остался Николай один на всю Юзеевку. Стало совсем тоскливо. Особенно летними вечерами, когда солнышко уже садиться. Выйдет он на улицу, пройдётся по деревне. Вот здесь Петро жил, тут – Семён, там – Витька Желудков. Под той яблоней свадьбу справляли. Женился друг на Таньке, у которой заночевал тогда, во хмелю. Утром он проснулся, увидал чужие стены, а на столе записка. Мол, выпейте чаю, положите ключ под коврик и отчаливайте. Потом Витька всё в город ездил с букетами, извинялся.
От душевной тоски Николай по привычке забывался работой. Но вот колет дрова, и будто окликнут его. Бросит топор, присмотрится, прислушается. Никого. Выйдет за калитку, глянет на улицу. Пусто. Крикнет вдаль:
– Звал что ли кто?
Тишина.
От одиночества немного спасал пёс Тимоха. Подобрал он его однажды по зиме, у леспромхоза. Щеночек замерзал в снегу. Принёс в дом, отогрел. С тех пор началась дружба человека и собаки. Тимоха был обычной дворнягой, любил «гульнуть», но в хозяине души не чаял.
Часто Николай ходил на кладбище. Разговаривал с матерью, Кондратом Трифоновым, дедом Семёном, старухами. Долго беседовал с Лидой: