— Сандат помер, Савка помер!.. Ой-буй-яй!..

В полуоткрытую дверь неслись надрывные вопли набатного колокола, стонущий дребезг чугунных бил. На дворе мелькали огни смоляных факелов.

Под утро с юга пришла первая весенняя гроза. В горах буйно метался теплый, влажный ветер. Под грохот грозы и вой ветра задремал чутко Хрисанф. Разбудил его стук в дверь опочивальни. Спросил недовольно:

— Чего бузуешь? Кто там?

— К вам-с, Хрисанф Яковлевич, — ответил робко из-за двери главный приказчик, — старичок вас один здесь повидать просит.

Бросил отрывисто, словно тявкнула злобно собака:

— В шею! Спать хочу!..

Слышно было, как приказчик потоптался у двери, затем еще более робко окликнул:

— Хрисанф Яковлевич, спите?.. Он говорит, лосман. Насчет баржи.

— Чего? — разом сорвал с себя одеяло Хрисанф. — Лосман? Ужо выйду, оболокусь только. В контору его сведи.

В конторе Хрисанфа ждали двое: исполинского роста старик с серебряной бородой до пояса и малец, мальчишка лет шестнадцати. Хрисанфа сразу приковало лицо мальца. Напряг мысли в мучительном усилии припомнить, где он видел вот такие же большие, чуть навыкате, серые глаза. Но так и не вспомнил, а потому сразу обозлился:

— Чего тебе, дед? Чего спозаранку булгачишь? — И тут только заметил странную неподвижность лица старика, волосы, остриженные по-раскольничьи, в скобку, седую в кудрях бороду. Подумал с неприязнью: «Двоедан, не иначе».

Старик согнул в поклоне широкую спину:

— К тебе, кормилец. Наслышан я, што ты сто рублей золотом сулишь тому, кто твою баржу на Егошихинский завод проведет. Дозволь мне, кормилец. Сорок годов я по Чусовой баржи водил. А счас обнищал вовсе, подушная одолела.

— Чай, двойную дань платишь? — не скрывая злобы, спросил Хрисанф. — Из двоеданов, вижу, ишь, под горшок обстригся.

— Так, кормилец, старой веры держусь.

— А по мне шут с тобой, за што хошь держись, а только, выходит, ты ворог мой? Чай, заришься завод мой подпалить?

— Дальний я, кормилец, аж из-под Катеринбурга, не знаю ваших делов здешних. Нашто мне твой завод сдался? Дыми, со господом, на здоровье.

— Та-ак, — удовлетворенно протянул Хрисанф. — Ну што ж, веди баржу, платой не обижу. Доволен будешь. А пока на-ка задаточек, на водку, — протянул он старику серебряный целковый. Но старик не шелохнулся. Хрисанф удивленно повел глазами и увидел сгорбившегося главного приказчика, видимо, желавшего что-то сказать, но от испуга только бормотавшего неразборчиво под нос.

— Ну, чего гугнишь? — прикрикнул на него Хрисанф. — Язык отнялся?