Хася получила новую работу; теперь ее нанимателем был гражданский немец, начальник строительства, которое велось для немецкой армии. Она знала, что он подкармливает своих рабочих-евреев, и однажды призналась ему, что тоже еврейка. Ее соседка по комнате, Хайка Гроссман[590], входившая в руководство белостокского восстания и избежавшая депортации, тоже работала на немца-антинациста. Пять девушек-связных, еще остававшихся в живых, организовали немецкую антифашистскую ячейку. Когда приблизились советские войска, они возглавили Белостокский антифашистский комитет, в который вошли все местные организации Сопротивления. Девушки передавали винтовки от дружественных немцев советским военным, снабжали Красную армию секретной информацией и собирали оружие бежавших солдат стран Оси.

В Варшаве после восстания в гетто бойцы тоже нуждались в оружии для самозащиты, а также для организации мятежей в других гетто и лагерях. Лия Хаммерштейн[591] работала на арийской стороне кухонной прислугой в реабилитационном госпитале. Ее товарищ по «Юному стражу» как-то огорошил ее вопросом: не приходило ли ей в голову украсть пистолет? Он больше ни разу не возвращался к этой теме, но Лию идея захватила. Однажды она проходила мимо комнаты немецких солдат, в которой никого в тот момент не было. Не задумываясь, она подошла к шкафу, в нем лежал пистолет, словно ждал ее. Она сунула его под платье, прошла в туалет и заперла дверь. Что дальше? Встав на унитаз, она заметила маленькое окошко под потолком, выходившее на крышу. Обернув пистолет своей нижней рубашкой, девушка просунула его через это окошко. Позднее, когда была ее очередь выносить картофельные очистки, она влезла на крышу, забрала пистолет и забросила его в госпитальный сад. По всему госпиталю были проведены обыски, но Лия не волновалась – ее никто бы не заподозрил. В конце смены она вытащила замотанный в тряпку пистолет из зарослей сорняков, положила его в сумку и отправилась домой.

На варшавском кладбище Реня[592] вынула деньги, спрятанные в туфле. Они с Иной купили оружие, и Реня плотно примотала пистолеты к своему хрупкому телу с помощью ремней из прочной ткани. Остальную контрабанду – гранаты, коктейли Молотова – она поместила в сумку с двойным дном, в потайное отделение.

Обратный путь из Варшавы в Бендзин, однако, оказался более трудным. Пока деревья мелькали одно за другим в окнах мчавшегося на юг поезда, внутри него чаще, чем обычно, происходили обыски. Реня отчаянно старалась не дрожать, когда один офицер обшаривал все, даже самые маленькие чемоданы, другой сгребал пакеты с едой, а третий искал оружие. «Обеим связным и тем, кто их ждал, это стоило целого океана денег, сил и нервов, – вспоминала Реня. – Если курьер не возвращался в назначенное время, товарищи сходили с ума от тревоги: кто мог знать, по какой причине произошла задержка?»[593]

Когда очередь дошла до Рени, она прибегла к той же тактике, которую использовала Броня: притворилась, что незаконно везет продукты.

– Всего несколько картошечек, пан.

Офицер забрал себе несколько штук и отпустил ее[594].

На протяжении всей поездки Реня и Ина были готовы к тому, что каждую секунду что-то может случиться: их могут застрелить или придется прыгать на ходу. Они должны были точно знать, что делать во время тщательного обыска. Они должны были точно знать, что делать, если их схватят. Они должны были точно знать, что делать, чтобы в них не заподозрили евреек; они знали, что никогда нельзя выглядеть грустной, и на взгляд нациста надо отвечать только улыбкой. Они должны были знать, что даже под пытками не имеют права выдать ни грана информации. Некоторые связные носили с собой капсулу с цианидом на случай, если их поведут на допрос. Стоило потянуть за нитку – и порошок в тонком бумажном пакетике, наполовину зашитый в подкладку жакета, оказывался в руке[595].

Но Реня не собиралась прибегать к такому способу избавления. «Нужно быть сильной, вести себя твердо, – объясняла она. – Нужно иметь железную волю»[596]. Вот что она повторяла себе в поезде, мчавшемся через лес, когда проходила досмотр с примотанными к телу пистолетами и с неизменной улыбкой на губах. Этот урок она усвоила твердо.

Не очень похоже на жизнь стенографистки, которую она когда-то себе представляла.