Глава 12

Приготовления

Реня и Хайка

Февраль 1943 года

Бендзин гудел[407]. С рассвета до восьми вечера, до комендантского часа, дом кибуца и его двор были полны товарищей. Соседи это заметили. «Мы завоевали репутацию людей действия, – писала Реня, гордясь обретенным уважением, – людей, взявших будущее в свои руки и знающих, что делать, когда придет время»[408].

Цви Брандес и Барух Гафтек – единственный среди них человек, имевший военный опыт, – инструктировали командиров пятерок, каждый день встречаясь с ними и разрабатывая планы действий на разные случаи. Всех обучали обращаться с огнестрельным оружием, а также с топорами, молотками, серпами, косами, гранатами и легковоспламеняющимися жидкостями, а еще – как орудовать кулаками, когда ничего другого нет. Их учили сражаться до конца и никогда не попадать в руки врага живым. Реня со своей командой собирала острые орудия, фонари, ножи – все, что можно использовать в сражении.

Когда из Варшавы прибыло первое оружие, на него чуть ли не молились. Хайка, возбужденная, не без колебаний осторожно взяла винтовку. Как большинство молодых людей, чьему воспитанию было чуждо какое бы то ни было оружие, она боялась, что оно горячее или может случайно выстрелить само собой. Со временем, однако, она обрела уверенность. Не расставаясь со своим пистолетом, она видела себя настоящей революционеркой, выполняющей общечеловеческую миссию, частью великого исторического события.

ПРП тайно поставляла оружие в гетто и размещала евреев за пределами Камёнки, чтобы они могли наносить удары извне. В ŻOB’е учили своих членов проносить контрабанду с арийской стороны, были люди, совершавшие по три вылазки в неделю. Ребята устроили собственные мастерские и изготавливали медные кастеты и кинжалы, изучали химию, делали бомбы и гранаты, используя трубы, угольный порошок и сахар, заготавливали бутылки с зажигательной смесью. По мере возрастания их мастерства, самодельные бомбы становились лучше тех, которые они покупали.

Оттрудившись целый день на принудительных работах, по ночам товарищи строили бункеры. В юденрате ничего не подозревали: молодые голодные евреи не получали никакой помощи извне и выглядели вконец изможденными. «Страшно было смотреть на их истощенные усталые лица», – сокрушалась Реня, замечая при этом, что эти же самые люди строили бункеры для евреев в частных квартирах совершенно бесплатно. Члены «Юного стража», включая Давида Козловского, чертили планы и обсуждали их, «как настоящие дипломированные инженеры»[409]. Где лучше всего строить? Как замаскировать входы и выходы?

Строительные чертежи доставляли связные из Варшавы, где бункеры были образцами инженерного искусства: подземные коридоры простирались на многие километры, охватывая все гетто и выходя на арийскую часть. Главные туннели вели к боковым, где имелись свет, вода, радиосвязь, запасы продовольствия, амуниции и взрывчатки; каждый знал пароль для входа в бункер своего отряда. «Потрясающая изобретательность», – отмечала Реня. В Бендзине входы в убежище были устроены через печи, стены, кладовки, дымоходы, чердаки, просто под диванами. Чтобы их замаскировать, возводили даже новые стены. И все это делалось голыми руками[410]. Укрытия оборудовали под лестницами, в конюшнях, дровяных сараях. Евреев учили, в каком состоянии нужно оставить комнату, чтобы казалось, что жильцы покинули ее в спешке[411]. Электрическое освещение, вода, радиосвязь, скамьи, небольшие печки, сухари для страдающих желудочными заболеваниями – все было заранее предусмотрено.

Когда наступит момент, единственное, что все должны будут сделать, – это перейти в хорошо обеспеченные всем необходимым уже готовые бункеры.

Эта энергичная деятельность не осталась не замеченной в других местах и привела к одному из эпизодов Сопротивления внутри бендзинской еврейской общины[412]. В феврале 1943 года еврейской милиции понадобились новобранцы. Реня понимала, что́ это означает: новые депортации неминуемы. Конвоировать своих соплеменников к поездам должна была еврейская милиция, поэтому ей потребовалось дополнительно шесть мужчин, выбор пал на членов «Свободы». Работа в камёнской прачечной, где они продолжали трудиться, была приостановлена. Юденрат направил в кибуц предписание, в котором говорилось, что эти шестеро обязаны явиться в участок за получением форменных белых фуражек. В противном случае их зондер-пропуска будут аннулированы, а самих их депортируют в некий лагерь в Германии.

Юденрат уже отправил в Германию несколько юношей из гетто, ни один из них не вернулся. Несмотря на это, товарищи категорически отказались становиться частью того, что они называли «еврейским гестапо». Они были готовы потерять свои рабочие пропуска, но никогда не стали бы помогать нацистам отправлять евреев в лагеря смерти. Когда юноши не объявились в назначенный час, в кибуц прибыл милиционер с подписанным президентом юденрата приказом отобрать у них зондер-пропуска. Они послушно сдали их, несмотря на то, что быть пойманным где-нибудь без такого пропуска означало немедленно отправиться на принудительные работы или на смерть. На следующий день еврейская милиция окружила дом кибуца, вооруженная дубинками и приказом отправить поименованных юношей в Германию. Заблокировав вход, милиционеры проверяли удостоверения личности.

В этот момент двое молодых людей выпрыгнули из окна. Милиционеры погнались за ними; парни сбили их с ног кулаками и помчались дальше. Оставшиеся стали выкрикивать проклятья и угрозы в адрес милиционеров: они никогда, мол, не позволят им схватить своих товарищей! Командир отряда милиции приказал своим людям избить всех, взять оставшихся юношей в заложники и держать до тех пор, пока беглецы не вернутся по доброй воле. Реня потрясенно смотрела на эту стычку[413].

Фрумка боялась, что кого-нибудь убьют в потасовке или, хуже того, явятся немцы и убьют всех. «Никаких заложников!» – заявила она и велела тем, кто значился в списке, ехать в участок. Молодые люди повиновались, и весь кибуц последовал за ними по людной улице до автобуса. Но тут один из юношей, «сильный, как бык», вырвался из рук милиционера и побежал. Последовала драка между орудовавшими дубинками милиционерами и действовавшими кулаками кибуцниками, одна из девушек, Ципора Бозиан, нанесла серьезные травмы двум милиционерам. Побитый командир скомандовал своим людям садиться в автобус. «Едем в жандармский участок, – приказал он. – Жандармы порвут этих людей на куски». Жители гетто, наблюдая за происходящим и видя, что не все евреи боятся милиции, разразились аплодисментами. Реня просияла от гордости.

Однако Фрумка испугалась, что им всем придет конец, как только об инциденте станет известно в немецкой жандармерии, и стала уговаривать милицейского командира и его людей не предавать его огласке. Те уважали ее и уступили, но при одном условии: взамен сбежавших они возьмут заложников. Обозначенные в списке поднялись в автобус вместе с тремя заложниками: Гершелем Спрингером, его братом Йоэлем и Фрумкой. Она вызвалась добровольно. Испуганная, но находившаяся под большим впечатлением Реня смотрела, как отъезжает автобус.

Высшее командование милиции прознало о случившейся потасовке и в ту же ночь приказало окружить дом, где жили члены кибуца, и всех его членов собрать во дворе. К счастью, Фрумка и Гершель вернулись, но сообщили, что в наказание за то, что унизили милиционеров и их командира, все мужчины будут отправлены в Германию. Ту ночь Реня с товарищами провели во дворе под звездами. Сочувствующие соседи приходили и звали их к себе, но Фрумка запретила уходить. Она хотела показать милиции, что они смогут провести ночь вне дома, несмотря на то, что после наступления комендантского часа это было опасно, несмотря на рыскавшие вокруг нацистские патрули. Всю ночь милиция находилась поблизости, но лишь удостоверялась время от времени, что пломбы на дверях дома не сорваны.