– В Министерстве Иностранных Дел?
– Именно.
– Понимаю. Интересная работенка. По заграницам вояжируете… за государственный, так сказать, счет. Пальмы, кенгуру, крокодилы, теплые моря… Хорошо-с! Завидую! – Он тряхнул головой и пригладил остатки жалких волос на лысине. – А тут по малинам да притонам с утра до глубокой ночи лазить приходится. Вчера, к примеру, весь день в Вяземской лавре в засаде просидел. «Сашку-Ангела» караулили. Так и не поймали. Ушел. Кто-то предупредил…
– Это уж, простите, как говаривал мой покойный родитель: suum cuique, – развел руками Клим Пантелеевич.
– Да уж, каждому свое, – перевел Игнатьев. – С этим трудно не согласиться. Позвольте откланяться.
Полицейский в сопровождении Клима Пантелеевича прошел в переднюю.
И уже одевшись и выйдя из квартиры, он бросил напоследок:
– И все-таки, Клим Пантелеевич, сдается мне, что вы не были со мной до конца откровенны. Уж больно хорошо вы осведомлены в следственных делах, терминологией владеете, в криминалистике, я вижу, разбираетесь. Ну да ладно, не хотите, не говорите…
– Честь имею, – изрек статский советник, пропустив реплику Игнатьева.
Он затворил за незваным гостем дверь и проследовал в столовую.
Остаток вечера прошел в почти траурном молчании. Несмотря на изысканный ужин, – а Варвара, надо признать, постаралась на славу: рассольник из потрохов и молодых почек, судак под грибным соусом, кулебяка, салат из редьки со сметаной и зеленым луком; моченая вишня, соленые рыжики, жареные молоки в сухарях и с перцем; на десерт – яблочный пирог без теста и мороженое с ромом, – разговор между супругами не клеился. И, главным образом, из-за Клима Пантелеевича, который погрузился в глубокие раздумья, что, однако же, совсем не мешало ему с аппетитом наслаждаться поданными блюдами и время от времени подливать супруге кларет, а себе – зорной водки. Когда горничная подала кофе по-турецки, Ардашев промокнул губы салфеткой и сказал:
– В понедельник куплю тебе дамский пистолет. В выходные поедем за город. Будешь учиться стрелять. В этом нет ничего сложного. И не спорь со мной, раз уж ты хочешь участвовать в расследовании.
– Как скажешь, милый, – смиренно выговорила супруга, тяжко вздохнула и перекрестилась на образа.
9
В сыскном
Действительный статский советник Филиппов, глядя на дверь, нервно постукивал карандашом о стол. События последних дней не на шутку встревожили главного сыщика столицы. К сожалению, его предчувствия подтвердились: Анна Извозова, как и погибшая Вяземская – были брюнетками. По всему выходило, что в Петрограде орудовал маниак. Однако подозревать в случившемся Николая Радкевича, отбывавшего восьмилетний срок на Нерчинской каторге, было безумством. Радкевич, как свидетельствовала телеграмма тамошнего начальства, добросовестно таскал в тачке руду. До освобождения ему оставалось еще пять лет. Значит, появился его последователь. С другой стороны, вполне возможно, что цвет волос потерпевших не имел ничего общего с мотивом преступления. Однако два обстоятельства явно бросались в глаза: во-первых, обе жертвы, несмотря на разницу в возрасте, были красавицами, а во-вторых, они находились под крышей одного и того же ателье; только первая работала простой модисткой, а вторая являлась его хозяйкой. Совершенно было непонятно, зачем душегуб исписал стену доходного дома, где жила Вяземская. И что означали сокращения?.. Ответить на все эти вопросы Филиппов не мог и потому проводил воскресный день на службе.
Наконец скрипнула дверь, и в проеме появился Игнатьев.
– Заждался я вас, Петр Михайлович, заждался. Проходите, рассказывайте, что нового, – нетерпеливо выговорил Филиппов.
– Новости, Владимир Гаврилович, слава Богу, имеются, – умащиваясь на стуле, начал губернский секретарь. – Теперь совершенно ясно, что оба нападения – дело рук одного и того же лица. Дело в том, что не только на доме Вяземской, но и на Болотной, где жила Анна Извозова, кем-то оставлена надпись: «Морок изведет порок». И она тоже выполнена печатными буквами и, как и первая, находится довольно высоко. Если предположить, что человек обычно пишет на стене на уровне глаз, то получается, что злодей весьма высокого роста – почти в сажень.
– Позвольте, Петр Михайлович, но в материалах дела об этой надписи нет ни слова. Почему раньше вы мне об этом не докладывали? – сказал Филиппов и удивленно вскинул брови.