– Оставьте меня в покое! Я не собираюсь мешать вам, но я не считаю то, что вы делаете – правильным! – повторила я и поднялась, сжимая правый кулак.

Старушка обернулась ко мне с удивленной улыбкой.

– Что же ты собираешься делать, Лида?

– Вы сказали, что скоро понадобятся все мои силы. На что?

Изящно отмахнувшись от моего вопроса, она покачала головой.

– Если бы вам удалось убить меня… Меня и так нельзя было бы использовать, – я начала путаться, иностранные слова будто замораживал язык.

С минуту старушка сверлила меня взглядом, раздумывая или планируя – не знаю. Становилось жутко. Казалось, она предусматривает то, от чего я не успела защититься.

– Хорошо. Если ты обещаешь не вмешиваться на стороне Ласкара в том числе…

– Я обещаю, – кивнула я поспешно.

– Будем считать это время твоим декретным отпуском.

Утвердительно кивнув себе, старушка развернулась и направилась к выходу. Я села на лавку, не сдерживая дрожь. Сердце бешено колотилось. Даже факт нахождения в святом месте не успокаивал.

Через пару минут сбоку вышла смутно знакомая бабуля со шваброй. Не обращая на меня внимания, она начала елозить влажной тряпкой по полу и постепенно добралась до моей лавки. Остановившись на мгновение, заглянула в глаза. Я подняла лицо, чтобы улыбнуться ей: все хорошо. Старушка улыбнулась в ответ и мелко закивала.

Я поспешила к выходу.

Выйдя из Собора, я поежилась. На улице было тепло: озноб шел изнутри. Сдержалась, чтобы не поискать глазами Гришу. Втянула сухой теплый воздух и вздрогнула от шороха шагов слева за спиной. Обернулась.

– Что ты здесь делаешь?

Ответили мне губы, впивающиеся в рот и язык, проникающий внутрь. Андрей прижал к себе крепко и надежно.

– Собрание послезавтра… – выдохнул он через минуту. – Разве мы не можем провести пару дней наедине?

– Нет!

– Другого ответа я и не ждал. Пойдем, – обняв меня за плечи, он направился к выходу с площади.

После этих собраний в мыслях возникает звенящая тишина. Где-то в этой тишине пульсировали два маяка. Одним из них был «Свобода». Второй же сводил с ума.