Моника отчаянно пыталась убедить себя, что это добрый знак.
— Дело в том, что моя дочь Эллинор работает в службе социальной помощи, и ей нужна ваша консультация. Как врача. Там что-то серьезное, иначе она бы не попросила. Я просто хочу спросить, могу ли я дать ей ваш номер, чтобы она позвонила и все рассказала сама. Ей нужен врач, который сможет прийти домой к одному из получателей.
Монике хотелось как можно скорее закончить разговор и вернуться за стол, чтобы прочитать по лицу Перниллы, поняла она что-нибудь или нет. Что угодно, только бы избавиться от этой неизвестности.
— Конечно, разумеется, без проблем, пусть позвонит сегодня попозже, и мы назначим время.
На этом разговор был закончен. Моника стояла не шевелясь. Пернилла по-прежнему сидела к ней спиной, каждая деталь внезапно обострилась настолько, что у Моники потемнело в глазах. Как мучительны эти несколько шагов, которые позволят ей увидеть лицо Перниллы и понять, разоблачена она или нет, — понять, пришло ли время для признания. Ноги ей не повиновались.
Она оставалась на месте, позволяя себе скоротечную передышку.
Потом Пернилла повернулась, и Монике показалось, что между этой секундой и следующей, когда она смогла увидеть ее лицо, прошла целая вечность.
— Господи, Моника, столько денег, это безумие. Спасибо, Моника, спасибо.
Головокружение и тошнота исчезли. Равно как и нерешительность. Страх перед разоблачением был слишком убедителен. Да и момент, когда все еще можно было изменить, она упустила.
Возврата нет.
Подчиниться, взяв на себя все обязательства Маттиаса, только так она могла спастись.
24
Май-Бритт потребовала, чтобы Эллинор пересказала ей разговор с врачом полностью, не упустив ни единого слова, и та старалась, как могла. Май-Бритт было интересно все до последнего нюанса — самые смутные намеки, малейшие изменения интонации. Сосредоточив все свои ощущения на предстоящем визите, она даже боль почти не чувствовала. А еще ей было страшно. Такого страха она, пожалуй, никогда прежде не испытывала. Скоро дверь откроется, и в ее крепость проникнет незнакомый человек, и при этом она сама сделала так, чтобы этот человек пришел. И таким образом поставила себя в невыносимо зависимое положение.
— Я сказала как есть, что у вас болит поясница.
— А как вы объяснили, что ей нужно прийти ко мне домой?
— Сказала, что вы не любите покидать квартиру.
— Что вы еще сказали?
— Больше ничего.
Но Май-Бритт подозревала, что это не так, что Эллинор просто не хочет признаваться. Она наверняка описывала и ее омерзительное тело, и нежелание идти на контакт, и то, как грубо она может вести себя. Эллинор рассказывала о ней гадости, а та, что их слушала, теперь явится к ней домой и будет прикасаться к ней.
Прикасаться к ней!