В феврале 1701 года французский король направил войска для занятия крепостей в Испанских Нидерландах, расположенных между Францией и Голландией. Это делало Голландию более уязвимой для вторжения французов. Палата лордов потребовала, чтобы Вильгельм III пустил в ход оборонительный договор между Англией и Голландией и начал переговоры о создании союза между Англией, Австрией и Голландией. Голландии посулили помощь в виде десятитысячного войска для защиты страны от французского нашествия, и 31 мая король назначил графа Мальборо командующим этими силами.
28 июня поразительный взлет Мальборо вознес его еще выше, когда он получил пост чрезвычайного посла в Соединенных Провинциях Голландии. В конце августа был подписан договор о создании союза между вышеперечисленными государствами, предусматривавший в случае начала войны с Францией поставить под ружье значительное число рекрутов. Дополнительно были заключены соглашения с различными немецкими государствами, которые приняли обязательство поставлять солдат за плату.
В начале сентября в Париже скончался низложенный король Иаков II. Его последний завет тринадцатилетнему сыну прозвучал так: «Никогда не отступай от католической веры; никакая жертва не является чрезмерной, когда она приносится во имя Бога». Затем он от всего сердца простил своих врагов, поименно упомянув Вильгельма Оранского и принцессу Анну Датскую. Людовик XIV в нарушение Рисвикского договора признал принца Уэльского королем Англии Иаковом II. Это вызвало в Англии бурю гнева, и Вильгельм III отозвал своего посла из Парижа. Парламент позаботился срочно принять закон, что, буде «самозванный принц Уэльский» объявится на Британских островах, он подлежит немедленной казни.
Здоровье короля Вильгельма уже с давних пор было неважным, он страдал от целого букета заболеваний, включая хроническую астму, отечность ног и подагру. 21 февраля 1702 года монарх упал с лошади и сломал ключицу. Сначала ожидали скорого выздоровления, но королю становилось все хуже, и 8 марта года Вильгельм Оранский отошел в мир иной. Общее настроение по его кончине можно описать строкой из письма некой светской дамы: «Ни одного короля не оплакивали менее сего». Несмотря на то, что он принял англиканское вероисповедание, его популярность после смерти королевы Марии стремительно падала. Монарха без особой помпы предали погребению в Вестминстерском аббатстве.
Королева – мать нации
В день смерти Вильгельма III Анна была провозглашена королевой. Графа Мальборо немедленно удостоили ордена Подвязки, которым его обошел Вильгельм, также было подтверждено его звание генерал-капитана вооруженных сил. Лорд Годольфин без промедления был включен в Тайный совет. Оба вельможи образовали великолепное партнерство, иногда именуемое «дуумвиратом». Хладнокровный и чрезвычайно поднаторевший во всех действиях царедворца, Мальборо обладал особым даром входить в доверие и завоевывать умы тех, с кем имел дело. Его обворожительная, любезная манера пришлась чрезвычайно кстати, когда на его долю выпало управлять столь разнородными и пребывающими в разногласии державами Большого альянса. Во время Войны за испанское наследство он в качестве главнокомандующего до полугода проводил на континенте, и тогда королева полностью полагалась на мудрое руководство именно лорда Годольфина.
23 апреля, в день Святого Георгия, состоялась коронация Анны. Церемония странным образом совпала с днем коронации ее отца семнадцать лет назад. Поскольку Анна уже передвигалась с трудом, было изготовлено специальное кресло с низкой спинкой, обитое алым бархатом, на котором четыре йомена перенесли ее из Вестминстер-холла в Вестминстерское аббатство. Как сообщали очевидцы, это выглядело триумфом принцессы, истинного борца за веру. Анна под алой мантией, отороченной горностаем, была облачена в платье из золотой парчи, ее шиньон с длинными локонами и завитками был усыпан алмазами. Она мужественно вынесла ритуал, продлившийся почти двенадцать часов, и вернулась в Вестминстер-холл, где был дан пышный коронационный банкет.
Народу теперь предстояло смириться с тем, что им управляет женщина. Недовольство этим было довольно сильно еще потому, что надвигалась война, в качестве вождя каковой она, полуинвалид, была совершенно непригодна. Естественно, угодливые писаки и тут постарались польстить королеве, стараясь вознести ее на уровень библейских героинь. Так, ее прославляли как «Девору[68] нашего английского Израиля» и побуждали ее подхватить песнь Юдифи, которая, убив Олоферна, возликовала: «Господь всемогущий поверг его десницей женщины». Весьма популярным оказалось мнение, что Бог намеренно унизил Людовика XIV, противопоставив ему правительницу-женщину, дабы сделать «падение этого надменного монарха более мучительным и неловким». Впоследствии Анна проявляла чрезвычайную осторожность в делах ведения войны, по ее собственному выражению, «она доверяла сие подходящим людям, а именно герцогу Мальборо и главнокомандующим ее вооруженных сил в Шотландии и Ирландии». В начале ее правления Мальборо прислушивался к пожеланиям королевы при повышении офицеров в чинах. Например, касательно производства в капитаны некого офицера он без околичностей заявил Годольфину:
– Я постараюсь делать лишь то, что ей угодно.
В его отсутствие все аспекты политики Анна обсуждала с лордом-казначеем Годольфином. Сара ядовито говорила, что он был подобен для нее «старой няньке, направляя королеву в ее состоянии беспомощного невежества с заботой и нежностью отца или опекуна». Тайный совет более не играл существенной роли в управлении государством, большинство его функций перешли к кабинету министров. Когда Мальборо находился за границей, его отчеты по военному положению и действиям с союзниками часто зачитывались на заседаниях кабинета вслух. И королева, и кабинет позволяли ему действовать с большой свободой как на полях сражений, так и на дипломатическом поприще.
Парламент без особых проволочек выделил королеве содержание по цивильному листу в размере 700 000 фунтов, получаемых от таможенных, акцизных и почтовых сборов, но из-за недоимок эту сумму никогда не удавалось собрать полностью. Из этих денег королева должна была оплачивать не только расходы на содержание двора и хозяйственные нужды, но также и правительственные затраты, жалованье и пенсии судьям, дипломатам и правительственным чиновникам. К тому же ей было запрещено постоянно отчуждать королевские средства. Это ограничение было введено из-за того, что Вильгельм III постоянно раздавал огромные суммы своим фаворитам[69]. Поэтому Анна жаловалась Саре, что «миссис Морли не имела власти давать столько, сколько другие до нее». Сама Анна избрала для себя образцом королеву Елизавету I, хотя между ними не было совершенно ничего общего: Анна не получила и малейшей доли тех знаний, которыми обладала Елизавета, взошла на трон позднее и в совершенно немощном состоянии. Однако она взяла собственным девизом тот, которым руководствовалась Елизавета: «Semper Eadem»[70]. Анна, похоже, очень дорожила молитвенником королевы Бесс с записями ее мыслей, и своей рукой занесла собственную молитву на внутреннюю сторону обложки. Весьма популярно было также сравнение новой королевы с матерью-кормилицей для всех своих подданных, которая «управляет ими с нравственной силой и нежностью». Анна возродила обычай излечения золотухи прикосновением – чудесная сила, которую английские наследственные монархи получили еще от Эдуарда Исповедника[71]. Ее дядя, Карл II, возложил руки примерно на сто тысяч подданных, но Вильгельм III эту практику прекратил. После обряда каждый человек получал кусочек «целительного золота», подвешенный на белой ленте.
Надо сказать, что Анна была прекрасным мастером создания публичного образа матери нации. Она неукоснительно исполняла все обряды англиканской церкви, следуя своей репутации рьяной ее защитницы. Королева пренебрегала тщетой светских развлечений, и при ее дворе царила ужасающая скука – при том, что в Европе еще не поблекла слава Версаля. Анна отлично усвоила королевскую манеру держаться величественно, но любезно, что выставляло ее в выгодном свете по сравнению с резковатым Вильгельмом, нередко пренебрегавшим тонкостями этикета. Особенно прославилась ее манера произнесения речей на открытии и закрытии парламента, а также ответы на парламентские запросы. Естественно, речи писали для нее министры, но она зачитывала их «с большой значимостью и авторитетом, а также с мягкостью в голосе и приятностью в произношении, чрезвычайно оживлявшими то, что она произносила». Пригодились уроки, полученные ею в юности от актрисы Элизабет Берри.
В отличие от королевы-девственницы, Анна была замужней дамой. К сожалению, ее супруг, принц Георг, заработал прочную репутацию полного ничтожества. Дабы как-то поднять его престиж, в 1702 году Георга возвели в звание «генералиссимуса всех вооруженных сил на суше и на море». Это номинально делало его начальником Мальборо, и полководец признавал это, стараясь держать как королеву, так и принца Датского в курсе всех военных событий. Далее Георга назначили лордом верховным адмиралом. Эта должность была отнюдь не синекурой, ибо флот поглощал почти половину военных расходов. Поскольку принц часто хворал, он передавал часть своих полномочий Совету. Этим пользовался один из его членов, брат Мальборо Джордж Черчилль, горький пьяница, по свидетельству его невестки Сары, обладавший гомосексуальными наклонностями и, по слухам, питавший якобитские симпатии. Отсюда пошли толки, что под прикрытием принца Датского он продвигал по службе людей только сходных политических взглядов. В результате провизия, поступавшая на флот, была настолько плоха, что матросы мерли как мухи от пищевых отравлений, а коммерсанты жаловались, что военный флот не обеспечивал соответствующее сопровождение, в результате чего торговые суда подвергались нападению французов.
Анна считала ценным обсуждать политику со своим мужем и делилась об этом с Сарой, для которой принц Датский был натурально пустым местом. По ее выражению, даже выигрыш у него больших сумм в карты был «лишь незначительным вознаграждением за каторгу составлять ему компанию». Впрочем, некоторые историки считают ее мнение предвзятым, поскольку многие современники считали Георга «принцем с хорошим, здравым пониманием, но скромным в проявлении оного».
Схватки в палатах парламента и на страницах газет
Анне предстояло править в сложное время, ибо большая часть этого периода пришлась на войну, поглощавшую неимоверные финансовые средства. Как известно, в Англии расходы королевства утверждает парламент; дядя королевы, Карл II, получавший субсидию от своего кузена, Людовика XIV, последние пять лет своего правления его вообще не созывал. При Анне же парламент ежегодно собирался осенью на сессии, длившиеся иной раз по пять месяцев.
Главным способом изъятия денег у населения был двадцатипроцентный налог на землю плюс таможенные и акцизные сборы, налагаемые практически на все товары. Помимо предметов роскоши – алкогольные напитки, тонкая бумага и пергамент, золотая и серебряная нить для вышивания – под налогообложение подпадали и товары первой необходимости вроде соли, мыла, хмеля, угля, кожи, восковых свечей, растительного масла, уксуса, сахара, табака, позднее к этому перечню добавили чай, кофе, книги, игральные карты, хлопчатобумажные ткани и шелка. Правление Анны также ознаменовалось ожесточенным политическим соперничеством между партиями тори и вигов. Если в 1688 году рознь между ними утихла, ибо партии объединило общее неприятие деяний Иакова II, то теперь вражда вспыхнула с новой силой.
Если не вдаваться в излишние подробности, виги выступали за ограничение королевской власти и расширение полномочий парламента. Поскольку политика в ту пору в Англии имела сильную религиозную подоплеку, виги были непримиримо настроены в отношении Франции, средоточия абсолютизма и папизма, и считали, что терпимость должна распространяться и на инакомыслящих внутри англиканской церкви (каковых было немало), дабы выступать единым фронтом против католицизма.
Тори же были ярыми сторонниками королевской власти и не допускали никакого сопротивления монарху. Они были истовыми приверженцами англиканской церкви, с подозрением относились к религиозным диссидентам внутри ее и не питали особой любви к голландским протестантам-кальвинистам, мореходной и торговой нации, являвшейся коммерческим соперником Англии. Поэтому они не испытывали рвения по поводу защиты голландцев от Франции согласно существующему договору. Хотя Анна страстно желала, чтобы монархия стояла над партийными пристрастиями, она явно склонялась в сторону тори. По словам Сары, «королеву с младенчества… приучили смотреть на них [вигов] не только как на республиканцев, ненавидящих даже тень королевской власти, но и как на непримиримых врагов англиканской церкви».
Политические распри в парламенте оказывали воздействие практически на все сферы жизни и все слои населения Англии. Епископ Бернет заметил: «В каждом углу страны противостояли две партии, как будто их завербовали сражаться друг против друга». Проезжая в 1707 году через Лестер, Джонатан Свифт поделился своими впечатлениями: «Нет ни одной горничной, подмастерья или школьника во всем этом городе, кто ни был бы приверженцем той или иной стороны». Эти страсти еще больше распаляла пресса. В марте 1702 года вышла в свет первая ежедневная английская газета «Дейли курант», к 1712 году каждую неделю продавались 87 000 экземпляров газет, к которым добавлялись нерегулярно издававшиеся памфлеты. Во время избирательных кампаний, когда в ход шли самые грязные приемы, эти однодневки сыпались «гуще града».