Тем временем Мари достигла возраста семнадцати лет, когда судьба барышни-аристократки подлежала решению: либо замужество, либо монастырь. Погрязшие в долгах знатные семьи очень не любили давать приданое за дочерьми, в особенности если таковых было несколько. Все достояние семейства должен был унаследовать старший сын, и негоже было подрывать и без того шаткое положение семьи обязательствами по обеспечению замужества дочерей. Монастыри Франции были полны юных девушек, постриженных в монашки по настоянию их родителей. Но, к счастью, Мари это не угрожало, ибо ее отец (девиц не было принято спрашивать) получил предложение, о котором можно было только мечтать в самых смелых снах: король Людовик XIII просил руки его дочери для своего фаворита, герцога Шарля д’Альбера де Люиня (1577–1621).
Укротитель диких соколов
Если кого-то интересует более подробная история этого фаворита, отсылаю их к новелле «Сердечные друзья короля» в моей книге «Любовь по-французски». Здесь же изложу ее кратко, называя все своими словами.
Шарль д’Альбер де Люинь был любовником короля и вершителем его судьбы как монарха, творцом его восхождения на трон. 13 мая 1610 года королева Мария Медичи была торжественно коронована и совершила торжественный въезд в Париж. Вообще-то данная церемония запоздала ровно на одно десятилетие, ибо должна была состояться еще на другой день после ее бракосочетания с Генрихом IV в декабре 1599 года. По причине полного отсутствия средств на столь дорогостоящее мероприятие, оно постоянно откладывалось. Известно, что Мария Медичи во всем полагалась на своих фаворитов, супругов Кончино и Леонору Кончини, которые руководствовались исключительно советами ворожей и астрологов. Кто-то из этих ясновидцев напророчествовал, что король проживет не более 58 лет, и королева затерзала своего супруга требованиями освятить ее право на трон посредством надлежащей официальной церемонии. Явилось ли убийство Генриха IV фанатиком Равальяком 14 мая 1610 чистым совпадением, которыми столь богата история, или результатом тщательно подготовленного заговора, остается предметом спора специалистов по сей день. Кстати, Эркюль де Роган, герцог де Монбазон, в день покушения Равальяка находился с Генрихом в одном экипаже и даже был легко ранен. Именно ему поручили нести урну с сердцем покойного короля для ее захоронения.
Малолетний Людовик, обожавший отца и патологически привязанный к нему, остался сиротой в буквальном смысле этого слова. Марию Медичи меньше всего интересовали собственные дети (два сына и три дочери), исключением был лишь Гастон, на семь лет моложе старшего брата. В отличие от Людовика, с детства страдавшего проблемами с пищеварением и ночными кошмарами, что сильно отражалось на его психике, Гастон был здоровеньким, хорошеньким ребенком, умевшим вовремя подластиться к маменьке.
Оставшись после кончины супруга регентом при малолетнем Людовике, Мария Медичи по наущению супругов-фаворитов решила дать старшему сыну такое воспитание, которое не только не развивало бы его способностей, но, напротив, сделало бы совершенно непригодным для управления государством. С этой целью всячески поощрялась его страсть к охоте, обучение же наукам было сведено до минимума, а со временем вообще прекращено. Помимо этого, подростка подвергали унизительной порке за мельчайшую провинность и мучили частыми примитивными лечебными процедурами тех времен: клизмами и пусканием крови. Замысел королевы и супругов Кончини заключался в том, чтобы со временем признать оглупевшего Людовика непригодным для управления королевством и заключить в монастырь. Трон должен в таком случае достаться Гастону.
От этой печальной судьбы Людовика спас его сокольничий. Три брата, Шарль, Оноре и Леон, были сыновьями капитана де Люиня, который отличился на службе Генриху IV, и поэтому ему удалось пристроить своих детей на незначительные должности при дворе. Де Люини были родом из Прованса, и в то время многие современники ставили под сомнение их дворянское происхождение. К тому же они были бедны, что также не способствовало их продвижению при дворе. Там встречали по модной одежке, братьям же удалось наскрести средств всего на один костюм, в котором они по очереди делали выход в общество. При таком положении дел всякие надежды на карьеру можно было похоронить.
Но тут судьба свела Шарля с юным принцем, и это стало поворотной точкой в жизни как дофина, так и даровитого дрессировщика соколов, знакомого со всеми секретами удачной охоты. Одинокий и всеми отринутый Людовик привязался к своему сокольничьему, со временем они стали любовниками. Хотя де Люинь был человеком средних способностей, которому явно недоставало отваги и широты взгляда, он все-таки решился не упустить редкостного шанса изменить свою судьбу. Ему удалось склонить Людовика сделать попытку вырваться из-под опеки матери и взять бразды правления в свои руки. Сокольничий сумел составить заговор, целью которого было устранить чету фаворитов и лишить власти Марию Медичи. 24 апреля 1617 года заговорщики смогли привести свой замысел в исполнение, Кончини был убит, его супруга отдана под суд и позднее казнена, а Мария Медичи отправлена в ссылку в Блуа. Людовик стал полноправным королем и получил возможность щедро одарить своими милостями участников заговора. Естественно, самый большой урожай наград было суждено пожать Шарлю де Люиню. Ему были пожалованы должность первого камергера королевской опочивальни, замок Лезиньи-ан-Бри, крепость Пон-д’Арш, все имущество и земли покойного Кончини. Сестра де Люиня, Антуанетта дю Верне, получила место фрейлины королевы Анны Австрийской, братья Оноре и Леон также обрели достойные должности.
Людовик стал теперь лично заниматься управлением королевства, ежедневно проводя заседания Государственного совета. Этот орган состоял из друзей его отца, которым было уже за семьдесят. Естественно, де Люиню, которого также назначили государственным советником, ничего не стоило подчинить себе этих старцев, так что он стал забирать все большую власть, и период с 1617 года по 1621 считали фактическим «царствованием де Люиня».
Разумеется, положение де Люиня должно было еще более укрепиться за счет брака, соответствующего человеку столь высокого положения. По замыслу короля, его супругой должна была стать не более и не менее как сводная сестра короля, дочь Генриха IV и Габриэль д’Эстре, Катрин-Анриэтта де Вандом. Но мадмуазель де Вандом слишком ценила королевскую кровь в своих жилах, чтобы стать женой человека со столь невыразительным генеалогическим древом. Она категорически отказалась, тем более что среди старых феодальных семейств Франции не умолкал приглушенный недовольный ропот по поводу слишком быстрого возвышения заурядного сокольничего.
Тогда король и де Люинь обратили внимание на одну из самых красивых девиц двора, Мари де Монбазон. Отец без промедления дал согласие – еще бы, выдать дочь за фаворита короля было несказанной удачей! Мысли Мари по этому поводу остались неизвестны, вполне возможно, они целиком соответствовали девизу барышень того времени – лишь бы получить статус замужней дамы, а уж об остальном я позабочусь сама! Вполне возможно, что она ничего не имела против суженого – весьма привлекательного блондина, прекрасно выглядевшего для своих сорока лет. Сказались, видимо, длительное пребывание на свежем воздухе и регулярная физическая активность во время охот короля.
11 сентября состоялась помолвка в Лувре, в покоях королевы Анны Австрийской, в присутствии короля и нескольких вельмож. Был подписан брачный контракт – Эркюль де Роган обязался дать за своей дочерью пятьдесят тысяч ливров наличными накануне венчания, сто тысяч через год, все остальное через два года, не считая процентов на неуплаченные суммы и две тысячи годового дохода с имущества матери и бабки новобрачной. Все эти обязательства не стоили той бумаги, на которой были изложены, ибо Эркюль, пребывавший в долгу, как в шелку, был просто не в состоянии исполнить их. Жениху это было прекрасно известно, но он и в мыслях не держал выказать хоть какое-то неудовольствие по этому поводу, поскольку обычай платить долги относился к числу мещанских добродетелей. Дворянам был присущ широкий взгляд на подобные вещи. Посему контракт был подписан всеми присутствующими – подпись королевской четы – величайшая честь! – и архиепископ Тура Бернар д’Эшо благословил обрученных. Трудно сказать, какое впечатление прелестная барышня произвела тогда на столь важное духовное лицо. Историки обычно упоминают, что двадцать лет спустя Мари вертела им, как хотела.
Уже 13 сентября, ранним утром в часовне королевы, опять-таки в присутствии королевской четы, архиепископ Бернар д’Эшо соединил узами брака сьёра Шарля д’Альбера де Люиня и мадмуазель де Монбазон. Новобрачный преподнес молодой жене подарок, о котором она, совершенно определенно, и мечтать не могла, – так называемое «право табурета». Разрешение сидеть в присутствии королевы полагалось даровать лишь принцессам крови и герцогиням. Но де Люинь в ту пору еще не имел никакого титула. В 1618 году он станет маркизом д’Альбером, в 1619 – герцогом[37] и пэром Франции, в 1621 – коннетаблем (т. е. главнокомандующим всеми военными силами королевства) и хранителем печати. Тем не менее все эти королевские милости были делами будущего, так что Людовику XIII пришлось оказать некоторое давление на свою супругу Анну Австрийскую. Воспитанная в незыблемом суровом этикете испанского двора, она ревностно относилась к его строжайшему соблюдению, но не могла отказать просьбе мужа, жаждавшего в очередной раз ублажить своего фаворита. Так что Шарль де Люинь поистине ошеломил юную жену таким подарком и увез ее на медовый месяц в свой замок Лезиньи-ан-Бри, с изысканным вкусом отделанный покойным фаворитом Кончини. Он явно влюбился в прекрасную Мари, ибо ему впоследствии ставили в вину, что он нередко покидал поля сражений ради удовольствия побыть в обществе своей очаровательной женушки. Можно предположить, что, если ее неосознанные чувственные порывы не вполне пробудились перед замужеством, этот темпераментный южанин явно помог распуститься пышным цветом тем инстинктивным зачаткам страсти, которые природа пока еще хранила в бутонах.
Жена фаворита
Когда сельский пейзаж несколько прискучил молодоженам, они вернулись в Париж, где вовсю лили осенние дожди. Де Люинь купил для своей новой семьи один из самых красивых особняков столицы, отель де Лавовиль, в настоящее время он располагался бы на площади Карусели. Здание соседствовало рядом с особняком мадам де Рамбулье, этого средоточия интеллектуалов и рая прециозниц. Жизнерадостной и брызжущей весельем Мари были чужды эти худосочные дамы, проживавшие на карте вымышленной страны Нежности и пытавшие возвысить до обитания в ней весь приземленный и распутный Париж. Перед ней открывалось широкое поле вполне практической деятельности, обеспеченное для нее любящим супругом.
Де Люинь, ревностно оберегавший свое положение подле короля, в ту пору один имел, как было принято говорить в то время, доступ к «уху короля». Но если у Людовика XIII не было секретов от фаворита, тому очень хотелось, чтобы его жена точно так же овладела бы секретами королевы. Он добился назначения Мари гофмейстериной королевы и главой ее Совета. Таким образом, де Люинь положил начало ее политической карьере. Не стоит считать, что должность гофмейстерины была синекурой: управлять штатом королевы, насчитывавшим около пятисот человек, было делом весьма ответственным. К тому же несколько позднее де Люинь стал доверять супруге прием иностранных послов в свое отсутствие. Надо сказать, юная дама чувствовала себя в обществе этих умудренных опытом и познаниями высокородных персон как рыба в воде. Недаром посол могущественной Венецианской республики назвал ее bellissima e gentillissima[38], а папский нунций Бентивильо порекомендовал своему святейшему повелителю для завоевания благосклонности этой особы сделать ей подарок, лучше всего драгоценные камни, которые Мари обожала.
Недостатка в них она не испытывала, ибо муж ее не скупился на подарки. Злые языки обвиняли ее в том, что она щеголяла в украшениях казненной жены Кончини, Леоноры Галигаи, но здесь они грешили против истины, ибо Людовик XIII подарил это конфискованное добро Анне Австрийской. Де Люинь сознавал, что его супруга должна иметь украшения, соответствовавшие ее высокому положению, и надарил ей столько, что она распределяла их по шкатулкам соответствующего цвета: изумруды – в зеленую, рубины – в красную и т. д. Его молодая жена равным образом наслаждалась неограниченной возможностью одеваться по последней моде, заказывая многочисленные платья из бархата, тафты и атласа. Но естественный женский интерес к нарядам и драгоценностям вскоре вытеснило увлечение Мари политикой.
Историки уверяют, что придворные, совершенно погрязшие в интригах, создавали Людовику XIII больше забот, нежели гугеноты и испанцы. Известным любителем подобных комплотов был его младший брат Гастон, которого королю пришлось прощать шесть раз, причем грехи герцога Орлеанского приходилось искупать рядовым членам заговоров, безжалостно отправляемым на эшафот. Вряд ли знать причиняла Франции больше вреда в какое-либо иное время, чем в правление Людовика XIII.
Женщины играли в этих заговорах весьма активную роль, надо сказать, что иногда эти мероприятия затевались исключительно ради их прекрасных глаз (напомним, что один из фаворитов короля, маркиз де Сен-Мар, пустился в опасную политическую авантюру отчасти также для того, чтобы вступить в брак с родовитейшей принцессой Мари де Гонзаг-Невер). Некоторым дамам положительно было по нраву вдохновлять скорее страсти политические, нежели чувственные. Начитавшись модных романов «Амадис Галльский» или «Астрея», столь дорогих сердцу прециозниц, они ставили себя на одну доску с героинями этих книг и начинали воображать, что созданы для более высоких предназначений.
«Сколько же видели великих женских умов, царствующих, поддерживающих и управляющих этой монархией и бесконечным числом других королевств», – говорилось в романе «Астрея». И в салонах плелись бесконечные интриги, против короля, против его всемогущего министра кардинала де Ришелье, от которого знать хотела отделаться, чтобы вернуть королеве-матери власть, которую она не сумела удержать. Де Люинь в душе своей являлся человеком незлобивым, он хотел быть в хороших отношениях со всеми и мирно набирать титулы, должности и набивать карманы себе и многочисленной родне. Для этого он должен был знать не только все замыслы короля, но и королевы, тем более что отношения между царственными супругами были весьма специфическими.