– А хочешь, я тебя сейчас арестую за то, что ты отговаривал кабардинцев присоединяться к моему отряду? – теперь Заурбек уже не шутил. Его брови сжались, и между ними пролегла морщина, похожая на стрелу, обращенную острием вверх.
Величественный господин попятился.
– Это… это… это недоразумение, – сказал он, наконец.
– Уходи отсюда, – кратко ответил Заурбек и двинулся дальше.
…Прибытие Заурбека было встречено так, как лес встречает ветер, дующий со стороны гор. Ввиду отмены русского гимна «Боже, царя храни» музыканты заиграли «Славься, славься наш русский царь» как будто бы это не было таким же гимном, как и «Боже, царя храни», и как будто бы «Славься, славься» больше подходило к моменту. В руках женщин и девушек трепетали платки, из их рук падал цветочный дождь, капли которого, прежде чем упасть к стройным ногам Дины, подлетали вверх. Не принадлежавшие к отряду всадники окружили отряд двойным и тройным кольцом. Многие из них подбрасывали в воздух папахи или размахивали обнаженными шашками и кинжалами. Эти кинжалы и шашки не были смочены в крови…
Заурбек сидел на коне неподвижно. Время от времени он приподнимал руку к папахе, отдавая честь, но лицо его было обращено в сторону далеких гор: кроме гор он ничего не видел. Потом он приподнялся в седле, и все стихло.
– Граждане, братья и сестры! – сказал Заурбек властным голосом, сразу начав с высокой ноты. – Русская революция обещала свободу, но принесла деспотизм. Великая страна, к которой мы принадлежим, обманулась в себе и обманула весь мир. Мы хотели бы молиться так, как разумеет каждый из нас. Но кто держит Россию в своей руке, отнимает Бога. Мы стремились к богатству наших краев, но нам приносят разорение… Во имя чего мы приняли революцию и не боролись с ней? Мы ожидали лучшей жизни – более честной и справедливой. Но революция изменила течение. Вместо добра она принесла зло. Кремлевские владыки-коммунисты умеют разрушать. Но создавать они не способны. У них нет главного, без чего нельзя создавать, у них нет любви к стране и народу. Они чужие люди, они враги России и Кабарды… Граждане, вы испытали их власть на себе… Я говорю вам, и вы передайте мои слова всем, кто умеет слышать: сегодня мы победили коммунистов. Но победа наша непрочная. Огромная часть России и половина Кавказа находятся под властью комиссаров. Только тогда, когда весь народ во всем государстве искренно поднимется против коммунистов, только тогда победа будет закреплена прочно.
Не будем играть в прятки: мы, открыто воющие с коммунистами, известны всем и каждому. Но кто скажет: где друзья коммунистов? Разве на их лбу написано – я тайный друг коммунистов?.. До тех пор, пока вы все в тайниках души своей не скажете: я – враг коммунизма, до этих пор никто не сможет сказать, что коммунизм побежден. Но помните, граждане, наше поражение – будет истинным вашим поражением. Быть может, придет время, и вы скажете: где Заурбек? Где его отряд, который вы забрасываете сейчас цветами? Но ни Заурбека, ни отряда не будет. Тогда вы заплачете и разведете руками. Но будет поздно. Тот, кто не умеет удержать доброе, – открывает дорогу злому. Я сказал.
…Тишина явилась многоточием к словам Заурбека. От него ожидали блистательной лжи, но он сказал простую правду, известную каждому, кто способен мыслить. Собравшиеся предполагали, что видят перед собою человека, целиком взявшего на себя разрешение той роковой задачи, которая должна разрешаться каждым человеком отдельно и разрешение которой ставит на карту жизнь, – и ошиблись. Собравшиеся думали, что если в их маленьком углу наступило спокойствие и благополучие, то уже все хорошо и снова можно отдаться веселой жизни, полной удовольствий, далекой от борьбы и крови.
Вместо удовольствий им предлагалось напряжение, вместо веселья – суровая жертва. Вот почему молчали те, кто радостно встречал победителя. Сущность их молчания состояла в том, что они думали, что их долг будет выполнен кем-то – и именно Заурбеком – без их содействия. Но Заурбек сказал им, что так не будет, что не он один, с тремястами всадниками, должен жертвовать жизнью во имя благополучия всех, но все обязаны прикоснуться к окровавленному алтарю, на котором распиналась Россия… Заурбек понял, почему закрылись молчанием только что грохотавшие уста толпы. Он вспомнил вечер, блистающий огнями зал и сцену, с которой он произнес стихотворение «Сон». Боже! Какая разница! А ведь, в сущности, он тогда лишь обещал сделать, а теперь – уже сделал… Но тогда были грезы, а теперь – действительность.
– Кабардинцы! – воскликнул Заурбек, обращаясь к отряду. – Я обещал вам взять наш город, и вот мы здесь. Я сказал: «Это знамя увидит победу». И вот – вы победили! Во имя великого Аллаха, я призываю вас к новой борьбе и к новым победам. Да не содрогнется сердце настоящего воина! Да возрадуется сердце настоящего воина, когда он увидит перед собой долгий путь, ведущий через смерть к славе!
И слова эти родили бурю. Казалось, не только люди, но и кони, и деревья, и облака, плывущие в небе, и горы, застывшие на горизонте, содрогались в громовом восторге.
– Ур-ра! Ал-ла! Заурбек… Заурбек… – раздавались клики.
И были эти клики единственной наградой, которую приняло сердце Заурбека, наполненное гневом и счастьем.
Глава X
Не конец, но смерть
В лето восемнадцатого года Заурбек поднял восстаниe. Осенью он очистил Кабарду от коммунистов и взял Нальчик. К зиме коммунисты разбили своих противников и заставили их частью рассеяться, частью отступить в Дагестан, частью уйти на Кубань – на присоединение к Добровольческой армии. Отряд Заурбека, выросший к этому времени до двух с лишним тысяч всадников, отошел на Кубань. В декабре и январе разыгрались упорные бои за обладание Северным Кавказом.
В середине января Заурбек вторично прошел всю Кабарду и снова взял Нальчик. К этому времени его имя приобрело опасную популярность. Ревнивое к боевой славе начальство сделало его «помощником». Заурбек уединился у «мамаши». Его уединение было нарушено приказом завершить победу армии покорением Балкарии и горной Осетии. Он сделал это. Потом Заурбеку приказали привести в повиновение Малую Кабарду и часть Ингушетии. Он сделал это. Наконец, Заурбека отправили в Приволжские степи, и он отправился туда, и там нашел смерть. Смерть, но не конец. Ибо легенда о Заурбеке не умрет в народе.
Я написал сейчас это таинственное и грозное слово: смерть. Как часто это слово приходило на уста Заурбека! Тот, кто исполнен жизненной силой, словно по контрасту часто вспоминает о смерти. «Я умру с улыбкой на устах», – говорил Заурбек. И правда: его мертвые уста улыбались.
Когда великолепное солнце перебрасывает, играя, земной шар из одной руки в другую; когда человеческий взор видит перед собой изумрудную поляну, на краю которой влажно зеленеет лес; когда волнующие медные звуки потрясающего боевого напева заставляют человеческое сердце замирать в восторге и одновременно с звуковой волной подниматься все выше и выше, к блистающему голубизной небу, – тогда не страшна смерть. Пусть между головой и солнцем разрываются оглушительные шрапнели! Их металлический горох представляется безобидной шуткой.