— Сербы после турок ждали самого лучшего.

— И теперь разочарованы, — сделал я вывод.

— Да, но это еще не конец, из чего следует, что это еще не самое худшее… — он говорил с большими паузами между фразами.

— Я тебя слушаю.

— Австрийцы в Сербии продержатся недолго. Все уже знают, что турки вернутся. И ждут самого худшего.

— И?

— А как там в аду? — повторил свой вопрос регент, словно забыв наш недавний разговор. Я хотел было огрызнуться, но сдержался и проговорил:

— В аду жарко. Там южнее, чем на юге. Солнце никогда не заходит. Все раскалено, а все, что может гореть, горит. Небо желтого цвета, нет ни холодка, ни тени, и от этого света, который сияет непрерывно с никогда не ослабевающей силой, ничего не видно.

— Что же это за наказание, если ничего не видно? — повторил он вопрос, словно не задавал его только что.

— Не обязательно видеть, достаточно просто знать, — давай, посмотрим, кто кого, подумал я.

— Но есть много дураков, которые знают только то, что видели, — я не поверил своим ушам.

— Да, ваше высочество, и все эти дураки в аду.

— Турки не повторят ошибку пяти десятилетней давности… — перебил меня мой слуга, — когда они мстили сербам за Австрию. И не будет ничего общего с самым худшим. Понимаете?

— Не вполне.

— Из-за слишком больших ожиданий австрийцы выглядят в глазах сербов зверями, из-за слишком большого страха турки будут казаться ягнятами. Так же и в жизни: от хороших ждешь всего самого лучшего и всегда разочаровываешься, а от плохих — самого худшего, и они вас приятно удивляют. Совершенно ясно, почему мы вечно в плохой компании. Трудно переносить доброту, вечно кажется, что хорошего недостаточно.

— Это ты на меня намекаешь, нерадивый слуга?

— Не понимаю, — снова подал голос Вюртембергский, — как это так, что холодно и никогда нет солнца, а одновременно жарко и солнце светит непрестанно? И как это, что в аду нет дураков, а опять же все дураки в аду? Что же из этого верно?

— И то, и другое, — ответил я.

Перед нами уже показались ворота, которые охраняли въезд в немецкую часть города. Но еще до того, как мы пересекли линию принца Евгения, я заметил, что пурпурного с нами нет.