— Ну, выпили мы, чин-чином, гасплатились, снова вышли, опять пошли по догоге. Может, они назад поехали? Спьяну заблудились, вегнулись. Пошли назад. Жара стоит, мы вегхом. Едем, едем, день летний, после полудня. А может, давай вегнемся в когчму?

— Давай вернемся.

— Ну, выпили мы еще, по две. А может, они все-таки уехали, как и собигались? Мы опять на догогу. Опять глядим, напгаво, налево. Ничего, как сквозь землю пговалились.

— А не вернуться ли в корчму, — решил помочь я.

— Именно так я и сказал, а не вегнуться ли в когчму?

— Да, а не вернуться ли.

— Выпили еще по две.

— Еще по две.

— Тут я говогю, а давай вегнемся, опять назад. Они ведь далеко уже, если утгом выехали. Опять глядим напгаво, налево. Ничего. Нету их. Может, вегнуться в когчму?

— Может, вернуться.

— Вегнулись. Хозяин нам говогит: все кончилось, все выпили. Мы? Да мы всего несколько гюмок. А еще они, внизу. Что за они? Так австгийцы же. Внизу? В подвале? А лошади? Где их лошади? Они сказали отвести лошадей на луг, пусть пасутся. Значит, в подвале. Пошли в подвал. Заходим. Солдаты мегтвецки пьяны. Сбогщик налогов еще смотгел. Мы его пгигезали. Деньги взяли. Солдат оставили, с ними мы так обойтись не могли.

— Не могли, они глаз открыть не могли.

— Вы не можете прирезать того, кто на вас не смотрит? — это мне было непонятно.

— Не можем. Мы их пытались газбудить. Но они были как мегтвые.

— Как настоящие мертвые.

— Сбогщика налогов мы вынесли, тело закопали, чтобы никто не увидел.

— Но где же тут вампиры? — спросил я.

— А это позже, чегт.

— Рассказывай.

— Пгошел год, умег один человек. И мы его положили в тот же подвал. Австгийцы…