Полётов я не боялся. До этого момента. Когда мы набрали высоту, в борту самолёта вдруг открылась дверь, и весёлые дядьки, которые перед этим травили байки, сидя рядом со мной, начали выпрыгивать в неё "на полном ходу".
Я испытал последствия странного "стадного эффекта", который заставляет леммингов бросаться со скалы в море, а лососей, пробиваться через плотины.
Изо всех сил я вцепился в лавку руками, чтобы не сигануть вслед за парашютистами. "Дыра" в самолёте пугала и манила до ужаса. Когда небольшой салон опустел, я подобрался к проёму и аккуратно сделал несколько снимков. А потом понял, что теперь сам должен закрыть эту чёртову дверь! Специально обученного человека для этой задачи на борт не взяли, рассчитывая на меня.
Я летал после этого десятки раз, но этот полёт точно останется самым ярким воспоминанием о небе.
Мотаю головой, но что-то из моих эмоций отражается на лице, так что "серый костюм" снова ухмыляется.
Внутри пассажирский вариант "кукурузника" похож на обычную маршрутку. Двенадцать сидений, по три в четыре ряда. Мужик усаживается на одиночное место у окна, Подосинкина сразу за ним. Ничего не остаётся, как сесть следом, хотя место рядом с няшей устроило меня бы больше.
Поболтать в полёте не удаётся. Про шумоизоляцию здесь не слышали. В остальном АН-2 летит стабильно и скучно, как трамвай. От нечего делать утыкаюсь в иллюминатор. Снизу плывёт лоскутное одеяло полей. На жёлтом лоскуте что-то цветёт, на зелёном — колосится. Ползают деловитыми жуками тракторы с красными и синими кабинами.
Всё возделано, вспахано, засеяно. Пёстрый луг усыпан бурыми и пятнистыми спинами коров. Тень от самолёта проползает по стаду, но бурёнки и ухом не ведут.
Сергей Владимирович смотрит внимательно, даже делает пометки в блокноте. А Подосинкина закрыла глаза. То ли спит, то ли молится своим комсомольским богам: Марксу, Энгельсу и Ленину. А может, просто укачало бедняжку.
Не проходит и получаса, как наш крылатый транспорт снижается и заходит на посадку. На выходе я подаю руку Подосинкиной, за что ловлю ещё один заинтересованный взгляд начальства. Слишком уверенно веду себя для вчерашнего школьника. Но тут уж, извините. Аркадий Гайдар в моём возрасте полком командовал. "Нас водила молодость в сабельный поход...".
Марина совсем сникает. Идёт как на казнь. Отстаём от "пиджака" и я шепчу ей на ухо:
— А это кто?
— Молчанов, наш первый секретарь, — изумляется редакторша.
Да, не знать такого человека в районе невозможно.
— Я думал, обознался, — выкручиваюсь, — а чего он САМ полетел?
— Тоже удивляюсь...
Первый секретарь выигрывает в моих глазах сразу несколько очков. Не "сливает" своего сотрудника, готов за него бороться и тратить на это время. Такое ценится во все времена и при любом режиме.
У полосы нас ждёт ещё одна Волга. Сестра-близняшка оставленной в Берёзове. Молчанов садится спереди. Никогда не понимал этой привычки советских и российских руководителей. Говорят, дорогой Леонид Ильич, иногда своих водителей на пассажирское пересаживал и сам рулил.
Неожиданно приезжаем мы не в обком, а в "Дом Печати". Основательное девятиэтажное здание в новых микрорайонах. Для тогдашнего Белоколодицка почти небоскрёб.
Я застал его упадок, когда вся областная редакция ютилась на одном этаже, а остальное пространство занимали арендаторы: фирмы, банки, торговцы контрафактом, гадалки и даже один массажный салон.