За Феоктистой Николаевной ухаживать дома некому. В последние месяцы она резко сдала, давление — за двести. Она решила поменять свою московскую квартиру на ленинградскую. Там, в Ленинграде, за ней будет присматривать племянница, та самая Нина — дочь сестры, которая в блокаду жила вместе с Томасом и которую успели вывезти. Там, в Ленинграде, — лучшая в стране служба розыска без вести пропавших.
Мне грустно, что следующее 9 мая Феоктисты Николаевны в Москве не будет. К ней уже так привыкли и москвичи, и приезжие — все те, кто в День Победы собирается в сквере у Большого театра.
Там, в Ленинграде, она будет ближе к Томасу.
Глава 3. Столько лет спустя
Ленинград
На пути из поселка Лесного в Мурманской области к Старой Руссе в Новгородской области, на пути из Заполярья на материк где-то посреди холодной вечности возник из небытия город. Ленинград. Огромные дома, огромные витрины, и во всю витрину — огромные бублики. И я возле них — растерянный. Долго потом не верилось, что они не настоящие.
Теперь изъян в душе: до сих пор Ленинград остался для меня самым большим городом в мире, и, когда я приезжаю туда, чувствую себя маленьким провинциалом. Теряюсь. До сих пор.
У города, как и у человека,— своя история, свои трудные дни и минуты испытаний. И о городе, и о горожанах можно судить по тому, какими они были в те дни, когда на весах судьбы лежала жизнь.
Многовековая история человечества знает немало примеров, когда города и даже целые государства, создававшиеся веками, завоевывались и уничтожались, обращались в прах за несколько недель и даже дней. Но у нас есть памятники, которые символизируют непобедимость. Их не коснулась рука художника, архитектора или скульптора, эти памятники — от слова «память» — создала война. Сталинградский «дом Павлова». Одесские катакомбы. Изрешеченный осколками и пулями вагон, который стоит на окраине Новороссийска и дальше которого фашисты не прошли. И целый город-памятник: Ленинград.
На этом участке войны, как и всюду, полководцы разрабатывали стратегию и тактику сражений, а солдаты — сражались. Но мне кажется, что главным действующим лицом здесь был гражданский, мирный народ. Ленинград — город-герой, здесь стояли насмерть горожане.
Против них вели войну средневековые инквизиторы, уже покорившие Европу. Сама природа, кажется, покорилась им: первая военная осень в Ленинграде была тихая и сухая, стояли дивные лунные ночи, в которые так удобно бомбить. Ни спасительных туманов, ни дождей, привычных для Ленинграда.
8 сентября сорок первого года — первый воздушный налет. В этот день фашисты обрушили на город 6327 бомб. В этот день, первый же день бомбежки, они разрушили Бадаевские склады, в которых хранились основные запасы продовольствия.
Вместе с бомбами на город посыпались садистские листовки: «Сегодня мы будем бомбить, завтра вы будете хоронить».
Гитлер приказал: капитуляцию не принимать, Ленинград сровнять с землей.
К бомбежкам и обстрелам ленинградцы привыкли — прятались больше по привычке, чем из страха погибнуть. Наступили испытания куда страшнее. Зима пришла рано и выдалась на редкость суровой. Кончился бензин, встал транспорт. Замерз водопровод, за водой брели на Неву. На осажденный, блокированный Ленинград обрушился голод — пытка ни с чем не сравнимая.
Ленинградцы ели лепешки из обойного клея, из порошка от клопов. Поджаривали их на олифе и масляной краске.
Ленинградцы ели ворон. Собак. Кошек. Мышей. Крыс…
Когда-нибудь, в непостижимо отдаленные времена, когда исчезнут воинские уставы, цивилизованные потомки наши ужаснутся, не поверят, что так было, что так могло быть на их земле.
Воины Ленинградского фронта обратились с просьбой урезать им красноармейские нормы, чтобы передать часть их пайка голодающим ленинградцам. Однако солдатский паек и без того был скудным, сократить его оказалось невозможным.
Мы знаем — умер от голода или погиб каждый третий ленинградец.