Дальше Великая княгиня коротко, без деталей рассказывала о ребенке — здоров, активно набирает вес. Обещает мне внимательно следить за синяками — если таковые появятся на коже.

«...Очень прошу в ответном письме больше рассказать о той страшной болезни, который вы так напугали известную вам персону — мое сердце сжимается от страха за малютку Александра!»

Известная персона — это собственно, сам Великий князь, с которым у меня была беседа насчет гемофилии. Правда тоже без особых деталей — еще неизвестно, передался ли ген дальше в новом поколении, или моя здоровая наследственность взяла верх.

Письмо заканчивалось завуалированными признаниями в любви, правда в форме вопросов.

«...Но разве для любви есть преграды? Разве не связаны наши души навеки?»

В постскриптуме Лиза уже деловым образом сообщала мне, что переписку с ней можно вести через ее подругу — герцогиню Марию Павловну Мекленбург-Шверинскую, которая бывает в Петербурге по разными делам. Теперь ясно, кто был моим сегодняшним «почтальоном».

Подписано письмо не было и тут тоже было все понятно. Конспирация — наше все.

***

Попытка набросать ответное послание не увенчалось успехом. О чем мне писать Лизе? О новом романе с Агнесс, в который я стремительно влетаю галопом? Глупо. О Ходынке? Лиза и так о ней знает.

Прямо, как Скарлетт О`Хара из «Унесенных ветром» я решил «подумать об этом завтра». У меня случился синдром прокрастинации — займусь-ка делами клиники.

Прелесть должности самого большого начальника в том, что отчитываться не надо ни перед кем. На самом деле, это пункт второй. Первый гласит, что у хорошего руководителя работа организована так хорошо, что его отсутствие на результаты не влияет. Так вот, я — гениальный менеджер. Более полугода ценные указания письмами посылал, а денежки не просто шли, а Ниагарским водопадом текли. Хочется достичь поступлений уровня повыше, но это на следующем этапе.

Вот поэтому я зашел, посмотрел на очередь, страдальцев, пациентов, и пошел к Романовскому. Попили чаю, поговорили о том и сем, а потом я внезапно признался о ситуации с фройляйн Гамачек.

— Я не понимаю, а что ты здесь делаешь? — Дмитрий Леонидович отставил в сторону стакан с чаем. — Надо срочно ехать в гостиницу, хватать барышню, и показывать ей красоты нашего города. Думаю, в пятницу утром виноторговец уже давно трудится над умножением богатств. Красивая?

— На втором месте после Лидии Михайловны, — отшутился я.

О нежных чувствах, которые питал Романовский к своей жене, я знал хорошо. Трое детей и почти пятнадцать лет брака помехой тому не стали.

Короче, уже через пять минут я входил в «Англию». Может, смеху ради поселиться в пятом номере, как прежде? Вот герр Гамачек обрадуется. Но мысль промелькнула и пропала. Не до мелких козней. Надо действовать. Кстати, портье новый какой-то. Странно, вроде предпосылок к увольнению прежних не было. Заболел кто? За такое место держатся.

На его «Рады приветствовать», я только кивнул, даже останавливаться не стал, взлетел по лестнице на второй этаж, и замер перед дверью. Блин, опять без цветов. Ничего, по дороге куплю где-нибудь, сейчас их в продаже много, считай, лето почти наступило.

Пока я решался — стучать или еще подумать о какой-нибудь ерунде, дверь вдруг открылась. Хорошо хоть, не очень резко, и я успел отпрыгнуть, а то получил бы в лоб. На пороге стояла Агнесс и с любопытством смотрела на меня.

— Здравствуйте, Евгений, — улыбнулась она. — Увидела вас в окно, подошла к двери. Слышу — вы остановились, но почему-то не стучите. И я подумала: надо поскорей задержать моего гостя, пока он не сбежал.

Она заразительно засмеялась, и я, улыбнувшись, открыл рот, чтобы что-то сказать в свое оправдание, но был схвачен за рукав и втянут в номер.