Пикетт тут же почувствовал паузу:
– Что? Что у вас?
– Я думаю, Пендергаст что-то от меня утаивает.
– Что именно?
– Не знаю. Какую-то версию. План действий, может быть. Что-то ему стало ясно сегодня в Итаке. По крайней мере, мне так показалось. Больше я ничего не могу вам сказать.
– Вы у него не спрашивали?
Вопрос был глупый, и Колдмун даже не попытался скрыть это:
– Вы же знаете Пендергаста: если он почувствует, что я его зондирую, он замкнется еще больше.
– Хорошо. Никаких соображений насчет того, как эта версия, или что уж там такое, собирается проявить себя?
– Я просто… чувствую приближение бури.
– Бури? Хорошо. Я бы даже сказал, идеально. – Пикетт помолчал. – Вы правы, я знаю Пендергаста. Рано или поздно он сделает какую-нибудь глупость. Что-нибудь совершенно дикое или сомнительное с точки зрения этики. Или даже откровенно против приказа. И когда вы почувствуете, что буря уже на пороге, я хочу, чтобы вы доложили мне.
Колдмун беспокойно заерзал на кровати:
– Могу ли я спросить зачем, сэр?
– Мне казалось, мы обсудили это, когда вы согласились быть его напарником. Я хочу предотвратить эту бурю, прежде чем она начнется.
– Даже в том случае, если это поможет делу?
– Если что и поможет делу, так это начать действовать по-настоящему. Мы оба знаем, что относительно Пендергаста можно быть уверенными только в том, что он начнет охотиться за призраками, а это приведет к потере времени и выставит всех в дурном свете. То есть вас и меня, агент Колдмун. Вы посмотрите, каков результат поездки в Мэн.
– Да, сэр.
Голос Пикетта зазвучал неожиданно громко:
– Я был с вами откровенен. Правда в том, что Пендергаст как змея в саду. В моем саду. Я видел, как он обращался с прежним начальством. – Он резко замолчал, словно одергивая себя, и после короткой паузы продолжил, сбавив тон: – Мы в ФБР ведем себя, сообразуясь с правилами, потому что именно так мы арестовываем преступников и защищаем наши действия в суде. Мы защищаем себя, наши дела, нашу цепочку доказательств… и сохраняем нашу честную репутацию. Вот почему мне нужно, чтобы вы не спускали глаз с напарника и докладывали мне, если он начнет сходить с рельсов.
Колдмун нахмурился: