– Интересно, когда ты собираешь всё о лошадях – книги, статьи – это нормально. У тебя сёдел штук тридцать или больше… А я – куркуль!

– Критикуй отца, критикуй! – засмеялся Петр Михайлович. – Я же любя. Ты и в самом деле все норовишь в свою норку затащить. Будь твоя воля, ты бы дом деда Мирона и самого деда уменьшил бы в размерах и под свою кровать засунул в картонную коробку. Я уже боюсь туда заглядывать. Вдруг на меня вывалится какая-нибудь шкатулка моей бабушки или вставная челюсть прадедушки.

– Тогда вставные челюсти не носили, – урезонил его задетый за живое Мишка. – Что это ты веселый такой?

– Вот, повезло! Три года назад купил жерёбую кобылу. Я и за жеребенка заплатил. Договорились с тем хозяином, что заберу кобылу, когда она ожеребится. Не поленился, поехал, когда жеребенок должен был родиться. – Отец рассказывал с явным удовольствием. – На моих глазах появился белорождённый. А не приехал бы я тогда, хозяин мог жеребенка подменить. Кто же отдаст такое чудо?..

Мишка пожал плечами, подумав, что лошадей этих полный конезавод, скоро они вместе с людьми в домах поселятся. Заходишь в дом к тетке Марьяне, а она вместе с Маргошей чай пьет за столом, и жалуются они друг дружке на хворобы старушечьи. Тетка Марьяна в очках, а Маргоша просит их примерить, какое, мол, у нее зрение, а потом чай из блюдечка отпивает с сахаром вприкуску.

– Что ты смеешься? – улыбнулся отец.

– Я про другое, – отмахнулся Мишка. – Ну и где твой жеребенок?

– Январь был, холодно. Я решил не рисковать, не перевозить зимой. А потом хозяин заартачился. Он считал, что несправедливо это. Белорождённый целое состояние стоит. Договорились, что кобыла останется у него года на три, еще раз ожеребится, и он себе оставит того, другого жеребенка. Он-то надеялся, что она снова белорождённым ожеребится. Как же! – Отец рассмеялся ехидно. – Держи карман шире! Такое счастье не всем выпадает. А теперь ему пришло время отдавать мое приобретение. Вчера он, скрепя сердце, их привез. Дядя Гриша поздно вечером ходил на конезавод, принимал. Переезд – штука серьезная, нервозная для лошадей. Но вроде все хорошо прошло – вот я и радуюсь. Пойду полюбуюсь на это чудо.

– Как же ты согласился его там оставить на несколько лет? А если бы он его нарочно из зависти уморил? – удивился Потапыч. – Раз заплатил – пусть бы отдавал!

– Серьезный ты человек! – снова рассмеялся отец. – Раньше трех – трех с половиной лет жеребят не учат, не заезживают. Куда торопиться? Он с матерью рос. У того хозяина хорошие пастбища. У нас с этим похуже. А пастбища – это здоровье лошади. Жеребенок там вырос и окреп. Дядя Гриша навещал его часто. Приучал к себе, чтобы потом тренировать. Обучим, и можно будет его выгодно продать.

– Почему ты не оставишь его для своих соревнований?

– Мне хватает лошадей. А белорождённый – это для меня слишком дорого.

– Но ты же купил его как обычного жеребенка! – удивился Мишка.

– Так-то оно так. Но слишком расточительно держать его у себя… – Отец помрачнел и некстати для сына вспомнил: – Ты английским думаешь заниматься, в конце-то концов?

– Конечно, – рассудительно кивнул Мишка. – А на твою белорожую можно посмотреть? Чем она так необычна?

– Потапыч, – сквозь смех выдавил отец, – не белорожую, а белорождённую. Вообще-то это жеребец… Чем необычен? Сам увидишь. Приходи на конезавод. Только про английский не забудь.

Не утруждая себя одеванием и уборкой постели, Мишка сбегал в летнюю кухню поесть. Вернулся и, усевшись на кровати, продолжал разбирать покупки, тут же рисовал, бросал, не закончив, начинал другое. Он любил в день рождения или на Новый год вот так, не вылезая из постели, разворачивать и рассматривать подарки.

На обложке одного из альбомов он увидел скачущую лошадь и вспомнил о «белорожей». Рассмеялся своей оговорке и подумал: «Надо же, едва родился, а уже все вокруг него носятся, считают диковинкой, как будто его заслуга, что он необычный. Что в нем диковинного? Очередной конь – больше ничего. А шуму-то, шуму… Это как принц в Англии родился. Он лежит, слюни пускает, а его фотографы со всего мира приезжают снимать, разве что только интервью у него не берут».

Мишка вылез из кровати, скрипнув пружинами, неохотно застелил постель, подумав, что у принца небось целая армия прислуги да и английский ему учить не надо: он его с рождения будет знать. «Зато он русский никогда не выучит, – злорадно решил Мишка. – Вот уж язык не для слабонервных хилых англичан. Жи-ши – пиши с „И“, ча-ща – пиши с „А“. И все в таком же духе».

Сначала Мишка заглянул в контору конезавода. Тут работал кондиционер, и несколько минут Потапыч наслаждался прохладой и разноцветными карамельками в прозрачных фантиках, стоявшими в вазочке около секретаря тети Любы. Но ему быстро наскучило слушать, как секретарша по телефону диктует рецепт яблочного пирога.