— Не знаю, часа с два назад. Когда Глон, сосед мой, в дверь постучал и сказал, мол, это не твоих лесовиков стражники задержали? — Тут Ред осёкся: — Извини, Рич, ты же знаешь, тут все так вас называют…

— Да ничего, Ред, продолжай, — подбодрил сникшего было хозяина Шептун.

— Ну так вот, как он это сказал, я сразу тогда сорванца своего и отправил, может, разузнает чего. Ты же знаешь, Шептун, дети-то такие… — Ред замолчал, подыскивая слово, — пронырливые, дети-то…

Старик тяжело вздохнул, словно подтверждая его слова. Тут калитка широко распахнулась, и во двор вбежал запыхавшийся Соня. Все с немым вопросом уставились на него. Мальчик, ещё как следует не отдышавшись, начал рассказывать:

— Ух, слушайте, новость из первых уст, значит. Кит, сын хозяина «Погребка», мой давешний приятель, значит, он как раз помогал отцу на кухне, когда всё и случилось. Ну, знаете же, сейчас народу-то пруд пруди, понаехали со всей округи. Вот, значит, он и помогал там тарелки грязные разгребать, ну и всё такое… — мальчик перевёл дух и продолжил: — Кит и говорит, мол, лесовики спокойно сидели, ели, пили, никого не трогали, ну всё как обычно было. А потом эти пришли, ну, тоже лесовики, только, в общем, странные такие. Одежда на них, ну никак у людей нормальных, а там, шкуры всякие, ну шерстью-то наружу. Вот, значит, а местов-то уже свободных-то и не было, но они сказали, что лесовики, ну те первые, вроде как их приятели и к ним сразу-то и подсели.

Мальчик снова перевёл дух. Ему явно нравилось, что четверо взрослых слушают его, ни разу не перебив:

— А Кит-то такой, всё видит и подмечает, хотя по виду и не скажешь. Подбежал, говорит, к ним заказ-то принять, мать, говорит, совсем закрутилась, гостей обслуживать не успевает. Подай-принеси, в общем. Народу-то много. Ну так вот. Подбежал к их столу и спрашивает, что, мол, изволите, гости дорогие? А те, здоровые такие мужики, восемь их было, говорят, мол, не надо нам ничего. Ну, Кит-то конечно, удивился. Как так, говорит, пришли в корчму, а заказывать не собираетесь? Тут один из них как схватит его своей лапищей за плечо! Сжал так, аж у того в глазах потемнело! И говорит: ступай, мальчик, отсюда подобру-поздорову. У нас тут разговор важный имеется. Ну, Кит-то конечно, сразу и убежал от греха подальше на кухню. Не прошло и минуты, как всё, говорит, закрутилось, завертелось. Крик поднялся, все со своих мест повскакивали. Кто к дверям бросился, кто на столы полез. Стулья во все стороны полетели. Только, говорит, когда все понемногу успокоилось, смотрю, говорит, один из этих, ну, пришли которые, лежит лицом в пол. А из спины у него два копья торчат. Толстые такие, короткие. А шкура-то его уже кровью вся пропиталась, и лужа под ним быстро так растекается. Ясно, в общем, как день, что Ушедших догонять отправился. А эти трое лесовиков стоят, рты открыли, видать, не поймут, что почём. А тот, который Кита за плечо-то хватанул, как заорёт, что, мол, эти трое его друга убили. И пальцем в них тычет. Вот такие вот дела, — закончил свой рассказ Соня. Потом добавил: — Только вот Кит говорит, что не было у этой троицы-то никаких копий. Ножи были, он это точно разглядел, а копий не было. Да и куда им копья-то спрятать было. Полдня ели-пили. Точно, говорит. Некуда им их спрятать было. Потом и стражники подоспели, так всех их и забрали. Наверно, в тюрьму городскую и определили.

— Плохо дело, — задумчиво проговорил Шептун, теребя свою бороду. — Убийство во время Празднования — это очень серьёзно. Даже если убитый простой лесовик.

— Но я не понимаю, откуда у Рона с Валу копья взялись? — Ник недоумённо посмотрел на Шептуна. — У нас их ещё на том берегу забрали. Да и мы же с ними в той корчме вместе обедали!

— Боюсь, всё не так просто, — Шептун покачал головой, — не удивлюсь, что эти копья и впрямь нашими окажутся. — Судя по описанной Китом одежде, это были южане.

— Южане? — Ник всё так же непонимающе смотрел на старика. — И что?

— Их просто подставили. — Шептун немного помолчал, как бы обдумывая что-то про себя. — Скорее всего, нам с тобой просто повезло. Мы успели уйти раньше. Наверняка целью южан, или кто там за этим стоит, были именно мы.

— Подставили? — Ник всё ещё не мог поверить. — И ради этого они убили своего товарища? Нет, право, Шептун, прости меня, конечно, но, наверное, ты всё-таки ошибаешься.

Шептун долго смотрел на него, потом с какой-то непонятной грустью произнёс:

— Не знаю, откуда ты пришёл, Ник, но всё больше убеждаюсь, что жизнь там много лучше нашей. Ладно, пойдём спать. Сейчас всё равно ничего сделать нельзя, а завтра с утра я попробую кое-что предпринять.

Ника разбудил какой-то необычный шум, доносящийся с улицы. Он рывком сел на кровати, пытаясь разобраться что к чему. Наконец из этой какофонии ему удалось выделить протяжный вой труб и грохот барабанов. Отбросив занавеску в сторону, Ник выглянул в окно. По Скотобойной шёл плотный поток людей. Многие несли в руках какие-то ветки, другие — длинные шесты с привязанными наверху чучелами то ли животных, то ли огромных насекомых. А может, и тех и других. Выглядели они, по меньшей мере, омерзительно.

Толпа что-то скандировала вразнобой, но понять ничего было нельзя. Громкая какофония неслась откуда-то из-за дальних домов и напрочь заглушала крики людей. Ник увидел, что все окна домов вдоль улицы распахнуты настежь и горожане, высовываясь по пояс, бросают на головы проходящим людям охапки сухих листьев. Те в свою очередь тыкали длинными жердями с насаженными на них чучелами им в окна и при этом нечленораздельно ревели.

Ник оглянулся на кровать Шептуна. Старика уже не было. Шум тем временем всё усиливался. Ник постоял немного, раздумывая, что будет правильнее, закрыть окно или оставить его так же нараспашку. Так ничего и не решив, он быстро оделся и вышел из комнаты. Внизу он столкнулся с Соней. Мальчик пронзительно крикнул:

— С Исходом! — и осыпал ничего не понимающего Ника листьями с ног до головы. Соня какое-то время молча постоял, видимо, ожидая какого-то ответного действия от Ника, но потом, не дождавшись, вприпрыжку выбежал за калитку.

— Проснулся? — к нему на встречу вышел Ред. — Шептун просил передать тебе, чтоб ты из дома-то не выходил понапрасну. Боюсь, сказал, что вчерашнее опять повториться может.