– Т-ты живой?

– Да вроде бы, – не сразу ответил Миша, сам ещё не совсем уверенный в этом.

Димон тоже как будто сомневался. Скривив лицо и покачивая головой, он снова огляделся и пробурчал сквозь зубы:

– Х-хорошо, если б в самом деле так…

Более-менее придя в себя, они внимательнее вгляделись в то, что происходило вокруг. А происходило нечто чрезвычайное, из ряда вон выходящее. Двор, а вернее, та его окраинная часть, где находился Димонов сарай, был запружен народом и напоминал потревоженный муравейник. Здесь толпилось множество людей, чем-то взволнованных, возбуждённых, что-то оживлённо обсуждавших, жестикулировавших, перемещавшихся с места на место. Тут же, окружённые со всех сторон неспокойной людской гущей, стояли ярко-красные пожарные машины, между которыми сновали не менее броско одетые огнеборцы, вооружённые длинными шлангами, источавшими ослабленные, вялые струи. По-видимому, к тому моменту, когда приятели опомнились, пожарные сделали своё дело и тушить им было уже нечего. Огня нигде не было заметно, густых клубов дыма тоже. Лишь тонкие бледные его струйки, извиваясь и курясь, вырывались из разбитых, усеянных острыми осколками окон старухиной квартиры и, подхватываемые лёгким прохладным ветерком, рассеивались в вечернем воздухе, пронизанном приглушёнными тенями.

Друзья, обменявшись короткими взглядами, воззрились на сочившиеся беловатыми дымками пустые окна, как и прежде, напоминавшие слепые глаза. Но теперь не просто слепые, а как будто и ещё и выколотые или вырванные чьей-то жестокой рукой. И вместо тёмных, покрытых застарелой пылью, потрескавшихся стёкол, казавшихся уже неотъемлемой частью этой половины дома, в серой кирпичной стене зияли теперь две большие чёрные впадины, точно порталы в какой-то сумрачный нездешний мир.

Мишу и Димона невольно передёрнуло. Одна и та же мысль одновременно пришла им в головы. Они поёжились, мотнули головами и, отведя глаза от окон на втором этаже, хмуро взглянули друг на друга.

– Что это здесь творится? – вымолвил Миша, едва двигая пепельными потрескавшимися губами.

Димон пожал плечами и, насупив лоб, проворчал:

– Хрен его знает. Опять чертовщина какая-то, не иначе…

Их недоумения разрешил Макс, неожиданно вынырнувший из теснившейся поблизости людской массы и, как коршун, налетевший на приятелей.

– А, оклемались наконец! Отлично! – как обычно, бойко и оживлённо, взахлёб затараторил он, размахивая руками, блестя глазами и быстро переводя их с одного товарища на другого. – А то здесь такое происходит, а вы валяетесь в отрубе и знать ничего не знаете.

И Макс, не в силах стоять на одном месте, а беспрерывно шарахаясь туда-сюда и подкрепляя свои слова резкими, рубящими взмахами рук, немедля приступил к повествованию:

– Так вот, после того как вы ушли, значит, оба в сарай и заперлись там – уж не знаю почему, – я подождал немножко, потом постучался, потом позвал вас. В ответ – тишина, ни звука. Подёргал дверь – не открывается. Я ухо к ней приложил, послушал, в щёлку поглядел. Темнота, вас не видно и не слышно. Как будто вас там и не было… Ну, тогда я, значит, подумал, что вы взъелись на меня за что-то, послал вас подальше и ушёл. Вот как-то так… А кстати, нафига вы заперлись там? – поинтересовался Макс, уткнув в сидевших на земле напарников вопросительный взгляд.

Миша промолчал. Димон тоже думал отмолчаться, но всё же не удержался и буркнул в ответ:

– А мы и не запирались.

– Да-а? – недоумённо протянул Макс. – Неясно… Так а в чём дело тогда?

На этот раз ни один, ни другой приятель не ответили ему, и Макс, спеша перейти к главному, о чём он собирался поведать, решил не задерживаться на второстепенном и приступил к сути дела.

– Ну ладно, уже неважно, – небрежно махнул он рукой и с многозначительным видом продолжил: – Вот дальше произошло кое-что поинтереснее… Так вот, обиделся я, значит, на вас и ушёл. Покрутился туда-сюда. Но во дворе никого не было, делать было особо нечего, и я пошёл домой. Перекусил там, позанимался кое-чем и решил вздремнуть – а то чёт рановато встал сегодня, ни свет ни заря. И только прилёг, вдруг слышу – бахнуло что-то во дворе! И нехило так бахнуло. Так, что, казалось, земля вздрогнула. Ну, думаю, наконец-то что-то стоящее случилось, настоящее. И не ошибся! – подчеркнул он и, едва сдерживая свой непонятно чем рождённый восторг, радостно оскалился и прищёлкнул пальцами. И после секундной паузы заговорил во всё более быстром темпе, скороговоркой, не останавливаясь на подробностях и торопясь сообщить самое существенное:

– Ну, с меня, естественно, дремота тут же слетела, и я, как пробка, вылетел во двор. А тут уже народ откуда ни возьмись сбежался… Я уже давно заметил, как какое-то чепэ, так людишки мгновенно слетаются отовсюду, как вороньё на падаль… И из наших домов, и с улицы заворачивали. И все ломились в сторону старухиного подъезда. Ну, я, ясное дело, понёсся шибче всех. И, уже подбегая, вижу – валит дым из её окон. В которых, как сами видите, ни одного стёклышка не осталось – всё взрывом вынесло. И в соседних хатах тоже стёкла повыбивало. Охренительный взрыв был! – повысил голос Макс, в восхищении закатывая глаза и широко раскидывая руки, точно стремясь изобразить что-то масштабное, грандиозное. – Газ! У старухи ж плита допотопная была, ещё от Верки в наследство ей досталась. Так что рано или поздно она должна была рвануть. Это счастье ещё, что только её квартиру, а не весь подъезд разворотило. Во веселуха была бы! – И его открытая, простодушная физиономия озарилась восторженной улыбкой, как если бы он в самом деле был искренне рад, если бы взрывом разнесло не одну квартиру, а полдома.