Тот осёкся на полуслове, мгновение подумал и, поняв, что чуть-чуть увлёкся, немного смущённо усмехнулся.

– Не, ну я, конечно, понимаю… это ужас… и всё такое, – запинаясь, проговорил он. – Я ж не оправдываю… Просто поневоле диву даёшься, как виртуозно люди работают. Мастаки!

– Да уж, мастаки, – пробормотал Димон, кинув пасмурный взгляд на огороженную длинным забором территорию стройки. А затем с лёгким прищуром взглянул на товарища: – А сторожа кто, по-твоему, завалил?

В этот момент к ним подкатил на своём велосипеде Миша, и они вдвоём выслушали, как всегда, уверенный Максов ответ:

– Так это понятно: воры! Давно ж уже со стройки таскали то то, то сё. А поймать никого не могли. И прожектор не помог… А вот сторож, наконец, и накрыл их на горячем. Взял, так сказать, с поличным… Ну, за что, правда, и поплатился.

Димон, пряча в углах губ невесёлую улыбку, с иронией заметил:

– Чёт жестокие какие-то воры оказались. Просто б по башке огрели чем-нибудь и ушли с миром. А они взяли и позвоночник вырвали. Жесть!

Это соображение, видимо, не приходило Максу в голову, и он, не найдя что возразить, ограничился околофилософской репликой:

– Жизнь вообще жестокая штука.

– Это да, – согласился Димон и, многозначительно переглянувшись с Мишей, проговорил: – Ну ладно, погнали.

Оседлав велосипеды, они выехали со двора и, по обыкновению предводительствуемые Димоном, повернули на дорогу, ведшую в сторону реки. Макс попытался было протестовать, указывая, что они совсем недавно уже были на речке и не лучше ли избрать для поездки другой, менее проторённый маршрут. Но ни Димон, ни Миша не обратили ни малейшего внимания на сетования товарища и даже не удостоили его ответом, продолжая неспешно следовать в избранном направлении. И Макс, видя, что он в меньшинстве, смирился и умолк. И, двигаясь вослед спутникам, лишь тихо бурчал что-то себе под нос и бросал на них косые взгляды. Но, поскольку, в силу своей природной живости и жизнерадостности, даже очень недолго быть недовольным чем-то он не мог, уже спустя минуту-другую на его лице вновь заиграла счастливая, бесшабашная улыбка, он принялся с интересом озираться вокруг и вместо бурчания мурлыкать какую-то песенку.

В совершенно ином настроении пребывали Миша и Димон. Они не улыбались, не глядели по сторонам и уж тем более ничего не напевали. Уставив неподвижные, угрюмые взоры вперёд, на убегавшую в бескрайнюю даль, как будто в никуда, прямую, как стрела, дорогу, по которой то и дело проносились спешившие куда-то автомобили, они по-прежнему думали о чём-то своём, и, судя по их непроницаемым, точно каменным лицам, мысли эти, как и раньше, были не слишком отрадными.

Когда они достигли того, тихого и безлюдного, участка пути, на котором во время прошлого выезда устроили гонки друг за дружкой и радостно предавались прочим дурачествам, Макс решил было повторить выкрутасы трёхдневной давности, налёг на педали и резко вырвался вперёд, вихляя велосипедом туда-сюда и ожидая, что друзья последуют его примеру. Но те будто и не заметили его манёвров и ехали, как и прежде, неторопливо и размеренно, лениво крутя педали и не глядя на товарища, находившегося в куда более приподнятом и игривом настроении, нежели они. Макс, поняв наконец, что его приятели не на шутку расстроены чем-то и расшевелить их ему, очевидно, не удастся, отказался от своих попыток, пожал плечами, набычился и, напустив на себя разочарованный и почти обиженный вид, продолжил путь в прежнем темпе.

Так, не произнеся за всю дорогу ни слова и явно не получая особого удовлетворения от поездки, затеянной скорее по привычке, по установившейся традиции, которой они машинально следовали, велосипедисты добрались до спуска к реке, где непроизвольно приостановились, будто в раздумье, куда следовать дальше.

Димон бросил взгляд вниз, на сначала полого, а затем всё более круто спускавшуюся под гору дорогу, устремлявшуюся потом вдаль и упиравшуюся в конце концов в берег реки. Минуту или две он раздумывал, блуждая зорким, наблюдательным взором по раскинувшейся перед ним обширной низменности, в центре которой протянулась ровная серебристо-серая гладь реки, посверкивавшая в мягких, притушенных лучах вечернего солнца. Затем в его глазах блеснул озорной, безрассудный огонёк. Положив руку на руль, он качнул головой и со значением подмигнул Мише.

– Ну что, попробуем без тормозов? Надо ж когда-нибудь решиться. Один раз живём.

И не успел Миша и слова сказать, как он оттолкнулся ногой от земли и устремился вперёд, усиленно нажимая на педали и раскачивая велосипед из стороны в сторону.

Но уже спустя несколько мгновений нужда жать на педали отпала: склон резко пошёл вниз, и велосипед понёсся с головокружительной скоростью, полетел как на крыльях. У Димона захватило дух от бившего в лицо воздуха, трепавшего его волосы и свистевшего в ушах. Футболка на нём трепетала, как знамя на ветру, и раздувалась на спине пузырём. Сердце колотилось и почти выскакивало из груди. В разгорячённой голове звучал какой-то бравурный, энергичный мотив. Вроде бы знакомый, но Димон никак не мог вспомнить, где он слышал эту мелодию. Да и не до того ему было.

В какой-то момент он почувствовал страх. Никогда ещё он не нёсся на своём «железном коне» с такой бешеной скоростью. В голове мелькнула мысль: одно неверное движение, неосторожный поворот руля – и он разобьётся. Переломает себе кости. Покруче, чем Руслан. А может, вообще проломит себе череп, и тогда – всё…

От этой мысли у него мороз пробежал по коже. Почти безотчётным движением он уже готов был нажать на тормоза, прекратить эту безумную гонку, могущую стоить ему слишком дорого, и проехать оставшуюся часть пути на умеренной скорости.