На титульных страницах сохранились мои отпечатки пальцев — обратная сторона обложки была грифельной и оставляла на подушечках черные следы. Неожиданная полицейская функция у книги сказок.

Первая глава моей любимой сказки „Замок Пиктордю“ „Говорящая статуя“ начинается фразой: „То, о чем я расскажу вам…“ На этом непомерно большом ветхом Т, на перекладине буквы сидит сова. Ножка Т упирается в заросли цветов с белыми лепестками, которые становятся все крупнее и крупнее и выплескиваются на страницу. Вдали, за цветами и травами, — замок на фоне неба, тут уже не закат, а луна, над которой громоздятся тучи.

Сверху листа — еще картинка: разбитое окно, затянутое паутиной с пауком. Прямо из паутины вылетают на белое пространство бумаги три летучих мыши косяком, как птицы. У летящей впереди хорошо видно ушастое личико с уродливым плоским носом.

Ясно, что после такой обложки и картинки из книги было уже не уйти — не зря звала в свой замок „дама под покрывалом“. Мне, как и героине этой сказки Диане, было восемь лет и, читая, я полностью отождествляла себя с ней. Вот я еду в карете по тряской горной дороге, и солнце садится. Карета ломается. Заночевать негде, кроме как в развалинах замка, о котором, как с готовностью сообщает кучер (такие словоохотливые простоватые персонажи для повествования совершенно необходимы), идет дурная слава. Говорят, что замок сам себя сторожит. Понятно, знаменитый художник г-н Флошарде, отец Дианы, в такие глупости не верит.

Однако же, пока он с кучером переносит вещи, Диана, оставшаяся одна на лестнице, ведущей в замок, слышит женский голос, который зовет ее по имени. Диана оглядывается и видит в сумерках даму. Она рукой указывает на замок, приглашая Диану войти. Рациональный Флошарде, естественно, объясняет дочери, что эта фигура, белеющая в сумраке, — статуя. Наконец практичный кучер находит в парке пригодный для ночлега павильон, и путешественники укладываются спать после скромного дорожного ужина: „холодная дичь, ветчина, пирожки и фрукты“, запив его родниковой водой.

Диана не может заснуть. Сквозь дыры в крыше светит луна, и она рассматривает фрески на стене — танцующих хороводом нимф. Они плохо сохранились. У одной недостает руки, у другой — ноги, у третьей — головы. Лунный свет добирается до этой танцовщицы, она отделяется от стены и приближается к Диане. Думаете, Диана испугалась? Ничего подобного. Впрочем, я плохо выразилась. Нимфа без головы — это в духе современных ужастиков. Здесь не то — ее лицо скрывает покрывало, сквозь которое Диана, как ни силится, не может разглядеть ее черты, „но оттуда, где должны находиться глаза, выходили два бледных луча“.

Дама под покрывалом берет Диану на руки, и они оказываются в замке, каким он был в пору своего расцвета. Картины и скульптуры оживают и приветствуют маленькую гостью. Попадается по дороге и „золотой очень хорошей работы стол, загроможденный до самого потолка разного рода лакомствами, необыкновенными фруктами, цветами, пирожными и конфектами“ (оставим перевод на совести некоей г-жи А. Н. Толивħровой). Диана отказывается от сладостей, и тут мы с ней расходимся — я бы от „конфектов“ не отказалась.

Наутро Диана никому не рассказывает о своем ночном приключении. Путешественники благополучно добираются до дома, где их ожидает мачеха Дианы — Лора, существо легковесное, интересующееся только нарядами и мечтающее превратить свою падчерицу в хорошенькую куколку. По у Дианы иные устремленья: она хорошо рисует и хочет стать художницей. Ее мечта — нарисовать свою мать, которую она никогда не видела: она умерла при родах. Никаких ее портретов у Флошарде нет. Меж тем дама под покрывалом продолжает являться Диане, и однажды в одном из прекрасных снов Диана находит в замке камею. Дама под покрывалом говорит, что на ней изображено ее лицо. Наутро Диана рисует камею по памяти и показывает рисунок старому доктору, другу семьи. Тот поражен — это изображение ее матери. В доказательство он вынимает из кармана жилета медальон. Полное тождество.

Теперь-то я понимаю, что здесь что-то не договорено. Почему у г-на Флошарде не было никаких портретов жены, а доктор носит при себе медальон? А что если Диана вовсе дочь доктора? Но это я так… Ну, вынул медальон и вынул. Разве в этом дело?

Конец мне не нравился — дама под покрывалом там больше не показывается, — и я его редко читала. Уже взрослой, став известной художницей, Диана приезжает в замок Пиктордю и разыскивает ту статую в парке. По дама под покрывалом больше не говорит с ней. Тут же иллюстрация, снабженная подписью: „Она (Диана) прислонилась к подножию, положив руку на ее холодные ноги“. Статуя изображена лишь до груди, так что как у нее там с головой — неизвестно. Однако Диана смотрит молитвенно вверх. Одна рука прижата к сердцу, к кружеву широкого воротника, другая — на пьедестале. На платье сзади виднеется бант. Длинные локоны. Тут уж быть Дианой я никак не могла.

А Жорж Санд уже торопится приколотить мораль. „Рассказывать ли вам ее остальную жизнь? Вы отгадаете ее, дети. Это была жизнь возвышенная, счастливая и плодотворная превосходными работами. Диана в двадцать пять лет вышла замуж за племянника доктора (sic!), заслуженного человека, который всегда думал о ней. Она стала богата и могла делать много добра. Между прочим, она основала мастерскую для бедных молодых девушек, которые получали там образование даром…“

И пошло-поехало в духе утопического социализма, столь дорогого сердцу эмансипированной писательницы. Бедная дама под покрывалом…

А вот еще одна сказка из книги „Бабушкины сказки“. Называется она „Королева Квакуша“. Итак, опять замок, только на этот раз в нем нет ничего таинственного — прекрасное ухоженное поместье в Нормандии. Живут там г-жа Иоланд и ее внучка, шестнадцатилетняя Маргарита. Замок, как и полагается, окружен рвом, но несколько лет назад приключилась засуха, лягушки и болотные растения погибли. Во рву насадили деревья и устроили сад, но Маргарита с сожалением вспоминает прежний. Девица эта вовсе не хороша собой, бабушка ласково зовет ее лягушечкой.

Я вовсе не считала лягушек уродливыми, а так как в этой сказке нет изображения Маргариты, то я была полностью предоставлена своей фантазии. Выходило, что Маргарита — особа довольно полненькая (мне никогда не попадались лягушки с тонкими талиями), глаза у нее круглые и золотистые, пальцы длинные, изящные.

Однажды Маргарита идет гулять и оказывается в незнакомом месте — на берегу дивно красивого болота. Тут идет перечисление растений и насекомых на целую страницу, что делает честь г-же Санд как натуралисту. Переводчица, все та же г-жа Толивħрова, не может угнаться за ее познаниями и пишет так: „…между стебельками копошились жесткокрылые то золотисто-бронзового цвета, то аспидного оттенка“. Тут же и „сетчатокрылые“, и какие-то неведомые „тяжелые детики менее ярких цветов“, и все это „в чудной зелени великолепного папоротника Osmondaw, — г-жа Толивħрова так и оставила латинскими буквами.

На этом ботаническом фоне появляется огромная лягушка. Она говорит Маргарите, что ее зовут Королева Квакуша и раньше она жила в замковом рту. Пе желает ли Маргарита посетить ее новый хрустальный дворец? Наивная Маргарита уже готова последовать вслед за лягушкой в воду, как кто-то удерживает ее за юбку. Это ручной лебедь Маргариты по кличке Hebe (бедная г-жа Толивħрова явно в затруднении). Солнце заходит за тучу. Все великолепие пропадает. Если бы не лебедь, не выбраться Маргарите из топей.

Меж тем в замок прибывает с намерением жениться на богатой наследнице некий кузен Пюиперсе, легкомысленный парижанин и к тому же гусар. Он относится к лягушкам сугубо гастрономически и едва не приканчивает неосмотрительно встретившуюся на его пути Королеву Квакушу, дабы полакомиться лягушачьми лапками. Но Маргарита не дает ему убить столь милое ее сердцу земноводное.

Когда я читала в детстве эту историю, меня постоянно мучила некая недоговоренность. Никогда ясно не говорилось, что вот это, мол, на самом деле, а это — нет. Как, например, прикажете понимать такой пассаж? Сидит Маргарита в своей комнате на стуле. Вообще, что это за занятие такое — просто так сидеть на стуле? И вдруг, бац, она уже на краю рва, где опять вода, как прежде, до засухи. Королева-Квакуша уже тут как тут. Она рассказывает, что она родственница Маргариты — прабабка прабабки ее тетки, попробуйте высчитать — и зовут ее Ранаида, В молодости она была не чужда колдовству и умела превращаться в лягушку. Далее следует столь запутанная исповедь, что я не в силах ее теперь воспроизвести. Раньше я, однако, прекрасно разбиралась во всех злоключениях Ранаиды и неоднократно пересказывала эту леденящую душу историю на переменах в первом классе — аудитория собиралась обширная и благодарная. В один день я не укладывалась, и слушатели жаждали продолженья — получался сериал.

В общем, однажды Ранаида забыла вовремя принять волшебный напиток и осталась лягушкой. Единственное, что может вернуть Квакуше человеческий облик — фамильные драгоценности, хранящиеся в шкатулке Маргариты. Добрая Маргарита приносит ей диадему и ожерелье. Лягушка наряжается и танцует, произнося заклинания. Увы, у нее ничего не получается, а тут еще Маргарита не в силах сдержать смех. В гневе Ранаида проводит пальцами по лицу Маргариты, чтобы ее собственное безобразие перешло на ни в чем не повинную девицу. Но превратив Маргариту в лягушку, Квакуша гибнет, так и не став снова красавицей.

Вопреки дидактическим намерениям Жорж Санд, мне все равно было жаль злосчастное земноводное. „…У нее была ужасная голова человеческого вида с длинными зелеными водорослями вместо волос, остальная часть туловища, в размерах обыкновенного человеческого роста (как переводит г-жа Толивħрова, как переводит!) была матовой белизны, морщинистая и сохраняла форму лягушки…“