– Кто ты? – В горле немилосердно саднило, и Бэркэ скрючился в приступе кашля. – Аа… – просипел он. Собственный голос показался ему слабым и хриплым, и тордох вновь поплыл перед глазами. Старик хотел помочь ему, но он махнул рукой и вскоре оправился.
– Пусти! Я убью их! Я найду их, отпусти меня, старик! Нет! Нет!
– Успокойся! Ты не в себе! Ложись! – старик попытался снова уложить его в постель.
– Нет! Отпусти! Пожалуйста, отпусти!
– Успокойся парень, ты слишком слаб! Успокойся! О духи, вразумите его!
– Нет! Все равно! Я найду их и убью! Отпусти меня, старик!
Бэркэ, вскочив на ноги и оттолкнув его, качаясь от слабости, направился к выходу, но сознание его помутилось, и, потеряв равновесие, он упал. Пол тордоха качался перед его глазами, но он, рыча от накатившей боли и от осознания своей слабости, упорно полез к выходу на четвереньках. Дневной свет ослепил его на улице и он зажмурившись, замер. Попытался встать, но упал. Рыча попытался вновь подняться. Старик, подскочив, рывком поднял его и развернул к себе, строго посмотрел ему в глаза и выпалил:
– Хочешь отомстить?! Ладно! Давай! Возьми оружие! – старик, выхватив откуда-то топорик, протянул его Бэркэ. – Держи! Ну!
Бэркэ неловко схватил протянутое ему оружие, шумно дыша и глядя на старика полными отчаяния глазами. Он почувствовал, что с лица сползла повязка, и сдернул её, обнажив уродливый шов. Его качнуло в сторону, но он удержался на ногах.
– Держи оружие крепко! – выкрикнул старик, и Бэркэ вытянул перед собой топорик в дрожащей руке. Схватив приткнутый к тордоху шест, старик с силой ударил им по топорику в руке Бэркэ. Раздался глухой удар: топорик отлетел в сторону, а Бэркэ, не удержав равновесие, неловко упал на пол, больно ударившись спиной.
– Ну? Даже меня не можешь одолеть! – громко сказал старик, осуждающе глядя на поверженного парня. Бэркэ, стиснув зубы и зажмурившись, несколько секунд лежал, пытаясь отдышаться, затем попробовал резко перевернуться и вскочить, но тут же упал на колени, елозя лбом по земле. Застонал от боли и замер. Его стон захлебнулся и перешёл в какой-то клёкот, плечи мелко затряслись, как будто он сейчас засмеётся, а всхлипы перешли в тихое рыдание. Он обхватил своё изуродованное лицо обеими ладонями и, дрожа, лежал перед стоящим над ним стариком. Тот подхватив его занёс обратно в тордох.
– Я должен… Как же я отомщу? Я должен отомстить… Почему? Почему я не умер тогда? Это моя вина… – эти слова Бэркэ, прерываемые плачем, тихо звучали в ставшем тесным тордохе. Он почувствовал, как руки старика опустились ему на плечи и крепко сжали их, пытаясь унять дрожь. – Как же… Как же мне отомстить им? Как мне вернуть моих друзей? Я виноват… Я… – Бэркэ поднял голову и посмотрел на старика глазами, полными страдания, боли и немой мольбы, будто старик мог повернуть время вспять и вернуть ему друзей. Слезы текли по его изуродованному лицу, со стиснутыми зубами и исказившемуся от душевных переживаний. Не выдержав взгляда Бэркэ, старик отвернулся, не зная, какими словами можно утешить человека в таком состоянии. Некоторое время они так и стояли, не проронив ни слова: смотрящий куда-то невидящим взглядом, задумавшийся о своем старик и опустивший голову Бэркэ.
– Ты отомстишь им, – произнес старик мягко, словно не желая вторгаться в мрачные думы парня. – Тебе только надо набраться сил, сынок. И ты обязательно отомстишь.
9. В гости к Хонгу
Заканчивался месяц вил и сенокосная страда, отшумели летние грозы, и в один из приездов Хонгу, Айыына переговорив с отцом, согласилась съездить погостить в его стойбище. Оседлав ездовых оленей, Хонгу и Айыына, под напутственные слова Октая покинули долину и тронулись в путь. Осенний лес местами принарядился в золотое одеяние, тропа была усыпана первыми опавшими листьями. Стояла тихая солнечная погода. С непривычки, Айыына, с детства приученная отцом ездить на лошадях, испытывала некоторое неудобство при езде на рогатом помощнике. Необычная посадка и управление были ей в диковинку, но вскоре приноровившись, она привыкла к размеренному шагу оленя. Ее мать была из племени тонг-биисов, и кровь давала о себе знать. Они ехали в основном молча, изредка перебрасываясь словами. Время от времени Хонгу напевал какую-то тихую мелодию.
– Что это за песня? – спросила Айыына.
– Эту песню пела мне мать. Она – о детях, пожелание им счастья.
– Ой, смотри! – испуганно воскликнула Айыына, заметив что-то в траве. Недалёко от тропы лежали сгнившие кости оленя с остатками шерсти. Хонгу, скучающе оглядев белеющие останки, ускорил ход оленя. «Куда мы едем?» – впервые серьезно задумалась Айыына, объезжая скелет. Если бы она посмотрела немного в сторону, то заметила бы белеющий в траве человеческий череп. Тропа петляла из стороны в сторону, и местами, как ей казалось, вела в обратную сторону. Малоезженая, местами густо поросшая травой, она пересекала один и тот же ручей, поворачивала то на восток, то на запад, то пропадала в лесу совсем. После этого они долго ехали молча по извилистой звериной тропе, ведущей между двумя холмами, по склонам которой росли хилые сосны. Хонгу объяснил ей, что он временами срезает путь, что они не заблудятся и волноваться нет причины. Через некоторое время они ехали под скалами по дну пересохшего ручья и вскоре поднялись в лес, с густо поросшими елями. Густой ковер их опавших иголок укрывал землю, и копыта оленей глухо постукивали по нему. Вскоре, они въехали в небольшое стойбище, состоящее из десятка тордохов и укрытое от чужих глаз густо поросшим ельником. Айыына удивилась выбору места стойбища, но вскоре позабыла об этом, объясняя себе это особенностью жизни местных племён, враждующих и опасающихся друг друга. Тишину леса разорвал лай выбежавших им навстречу разномастных собак. Из всех закоулков стойбища появились встречающие. К ним навстречу вышли несколько мужчин, женщин и детей. Айыына с интересом разглядывала лица, украшенные, как и у Хонгу, причудливыми татуировками. Ее спутник спешившись, обнял подбежавшую к нему невысокую молодую девушку.
– Айыына, познакомься. Это… моя сестра, Ичин.
Встретившая их девушка была среднего роста, стройна и быстра в движениях. На ее скулах проступал густой румянец, черные жесткие волосы были собраны в длинную, узкую косу, спадающей до спины. Смуглая кожа с рисунком узора на ее лице в свете солнца казалась еще темнее, а белые зубы с чистым блеском придавали лицу необыкновенную свежесть. Она держалась свободно, бойко поддразнивая пришедших.