От волнения он вновь вскочил и заходил из угла в угол, пытаясь разобраться в охвативших его чувствах. Сейчас осень! Надо готовиться к зиме, заняться охотой! Скоро олени начнут мигрировать, и их многочисленные стада начнут переходить через реки. Наступит время поколки! О, сколько дичи можно добыть во время переправы оленей-дикарей через речки! Поколка! Восхитительная охота! Как замечательно они охотились в прошлые годы вместе с Бузагу и Толбочооном! Да, скорей попрощаться, и – в путь! Здесь его ничего не держит. У Айыыны своя жизнь. На что он надеется? Вбил себе в голову неисполнимые мечты…

Бэркэ вдруг замер посередине амбара. Он вдруг с охватившей его горечью вспомнил, что его друзей больше нет. Хонгу, его люди, убили их… Да, он отомстил! Но этим не вернул друзей. Он один, и ему не к кому идти. Бэркэ охватила тоска и непонятное волнение, он вновь повалился на топчан, закрыв лицо руками. Полежав некоторое время, он вдруг сел.

– Айыына… Только она держит меня здесь, – вдруг отчетливо понял он, представив перед собой её лицо.

В последующие дни Бэркэ под руководством Лючю начал понемногу ездить верхом. Конь оказался покладистым, и без норова. Днём Бэркэ объезжал близлежащие луга, а в лагере появлялся только вечерами. Несмотря на напряжение во время езды, Бэркэ не смог скрыть довольной улыбки: он научился подчинять себе сильное животное, и оно слушалось его. Дитя Дьэсегея, казалось, понимало его настроение, словно сливаясь в единое существо. С каждым днём он чувствовал себя увереннее, и порой пуская коня вскачь, испытывал непередаваемое ощущение скорости. Украдкой он продолжал высматривать Айыыну, но та не появлялась на улице. Он не знал, что девушка так же временами выходила из жилища и искала его взглядом по двору, но, к сожалению, часто видела лишь его удаляющуюся спину.

Лючю и Бэркэ занимались приготовлением буьурука, одной из разновидностей приготовления сымы – варёной рыбы. В очередной раз, поймав на озере, на корчагу гольянов, они варили их и вываливали на сетку. Дождавшись когда весь суп стечёт с рыбы, оставшуюся рыбную кашу сливали в грубо сколоченный, деревянный ящик. Наполнив его, клали сверху груз, от давления которого вся жидкость вытекала, и в ящике оставалась разваренная рыбная масса. Ее оставляли на запас, на зиму.

– Никакая речная рыба, не сравниться с озерной, для настоящего Саха, – все нахваливал варево, довольный Лючю. Бэркэ, узнавая с интересом все новое, охотно помогал ему. Был тихий осенний вечер, легкий, почти прозрачный дым от разожженных здесь и там дымокуров из конского навоза, окутывал строения. Бэркэ, возвратившись с очередной заготовки рыбы, привязал к коновязи своего коня. Вдруг, с забившимся от волнения сердцем, он увидел пришедшую Айыыну. Ему показалось, что лицо её выражало тревогу и озабоченность. Она была бледна и собрана. Встретившись у изгороди, они смущенно улыбнулись друг другу.

– Тебе лучше? Стала гулять на воздухе? – заботливо спросил Бэркэ.

– Да, лучше. Как ты? Я смотрю, уже научился ездить?

– Немного… Он почти слушается меня.

Айыына подойдя к жеребцу, погладила его.

Они замолчали, и Бэркэ, глядя на стоящую перед ним девушку, с волнением догадался, что та хочет сказать ему что-то важное. Напрягшаяся Айыына, словно решившись, посмотрела ему в глаза и тихо спросила:

– Бэркэ… Тогда в пещере… Ты начал говорить… Но нам не дали закончить.

– Да, – внутренне собрался Бэркэ.

– Что ты хотел сказать тогда?

Бэркэ охватило волнение, он лихорадочно попытался подобрать слова, но они вновь не складывались.

– Я… Я хотел сказать… Что ты… Что я…

– Да… Говори…

– Я хотел сказать тебе, что я…

Волнение охватило Бэркэ и передалось Айыыне, они встретились взглядом.

– А-а, вот вы где?! – раздался веселый голос Долгоона. – А я тебя обыскался, Айыына. Приехал мой отец. Нам надо обсудить с тобой и с нашими родителями некоторые вопросы. Пойдём скорей, он хочет тебя увидеть.