— Вы пейте, пейте. Я пропущу…
— Выпьем. Не стоит терзать себя бабушкиными песнями. Это все смел ураган. Вам надо разучить современную ритмотемпику. Лабайте что-нибудь такое! Святое и грешное, что зовет вперед и выше! Не надо слов и мелодий! Взорвитесь в ритме: дидл-бу-ду. Бабе-бу-да…
— Нет уж! Губная гармонь не для этого. Темпа-то мне и на службе хватает. В баночном цехе…
— В каком?
— В жестянобаночном. Двадцать пять лет работаю, хоть серебряную свадьбу справляй. Домой придешь, а у тебя все бренчит внутри — ужинать неохота.
— А зачем же бренчать четверть века? Взяли и ушли. Легко и просто. В нашей стране безработицы нет…
— Так ведь привычка. Опять же мастер я. Сказывают — дело знаю. К заводу прирос, дружки есть…
— Можно, я просто вас буду звать — Максимыч!
— Ну, а я — сынок?
— Валяйте, Максимыч, зовите! Не знал я этого слова с детства. Мне оно и теперь ни о чем не напоминает. Но, как говорят, мелочь — а приятно…
Пока Сева пил до основания, а затем… шумно выдыхал, обжегшись крепчайшей настойкой, тыкал вилкой в тарелку и вытирал слезы, Владимир Максимович разглядывал его с любопытством и некоторой долей недоумения, именно так смотрит обезьяна на человека, который разглядывает ее в зверинце.
— Как стишки-то? — спросил он. — Про любовь? Шулера, говоришь, партнеры-то? Шулеров-то, бывало, медными канделябрами по свежевыбритой морде били. Только это не любовь…
— Именно так, Максимыч! И чтобы проигрыш хоть чем-то отыграть, с ее подругою затеешь флирт невинный — нам в пустяках дано застраховать простое самолюбие мужчины…
— Эх, страхователь, это что же, служебная песня, что ли?
— Это мягкая рухлядь прошлого века! Теперь так не поют. Такие знаю только я! Эстет и собиратель старины. Теперь все проще: «За шепот и за визг, за вечность и за поцарапанную рожу — за все тебя благодарю…»
— Лихие вы на слова-то стали. Бывало, дьячок столько слов не знал, сколь нынче студент…
— Слов много, отец! Утопаем. А как же, на нас свалился поток информации.
— Издаля он на вас валился? Умные-то люди всемирный потоп вынесли, род людской спасли, а вы уж в потоке нахлебались…
— Спойте лучше про любовь, Максимыч!
— Любовь всем дана. Никто не обделен, ан не все встречают ее. Особо если средь шулеров ошиваешься.