Медленно передвигаясь по комнате, она вязко перемещала ноги, будто шла по воде.

«Убийца…» — завизжала она резким, срывающимся голосом. Ее палец смотрел ему в лицо, будто дуло пистолета.

«Ты убил моего Джоя!»

Он закрыл глаза, будто таким образом он мог сбежать из этой палаты, оставив в ней образ этой женщины из страшного мира кошмаров. Он стиснул глаза, и к нему вдруг вернулась головная боль, и скулы снова начали изо всех сил давить на его лицо. Сквозь невообразимую боль он продолжал слышать слова этой разъяренной женщины и ее шаги по покрытому линолеумом бетонному полу. Затем послышались другие голоса и шаги. Когда он, наконец, открыл глаза, то увидел, как медсестры, скрутив ей руки, пытались вывести ее из палаты. Женщина стонала: из нее исходили внушающие страх звуки, в которых была еще и безвозвратная горечь. Она рыдала, а в ее глазах не скрывалась нестерпимая боль. Вывернувшись из их рук, она упала на пол, продолжая плакать, как маленький ребенок. Медсестры снова схватили ее и выволокли за пределы палаты.

Позже в палату зашла Элли. Она принесла тазик с водой и полотенце, чтобы обмыть ему лицо. Она была моложе его матери, но ее волосы были абсолютно белыми.

Прежде, чем он у нее что-нибудь успел спросить, она сказала:

— Не расстраивайся Джон-Пол. Несчастная женщина. Ее сын погиб в «Глобусе». Она не может с этим смириться.

Она вытирала его щеки, лоб, подбородок — все, что не было закрыто больничной одеждой, которая была на нем.

— Но она думает, что я…

— Тихо, не шуми, — оборвала его Элли. — Ты тут не причем. Просто, она потеряла чувство реальности. Расслабься, ни о чем не думай. Я принесу тебе таблетки, и ты уснешь.

«Но что-то было не так и с моей стороны».

Спички.

Огонь.

Не в состоянии до конца проснуться, а также из-за визита этой женщины он забыл об огне, о том, как он устроил этот поджог.

Он сомневался в том, что уснет снова, даже если медсестра даст ему снотворное.