Вторым ощущением были мелкие и очень холодные брызги. А может и вовсе снежинки. Они пролетели сквозь щит и буквально ужалили в лицо и открытые кисти. И Нэлла даже не сразу поняла, что так ощутила что-то магическое, скорее всего атакующее, точнее, ту его часть, от которой не смог защитить щит. Девушка отбросила мысли о разной магии, о чем, кстати, все время талдычат что Томия, что Лост, и плюнув на скрытность, ускорила шаг. Бегать по этим бурьянам было нельзя, мало ли, вдруг тут еще где-то невысокие заборчики выстроены, или ямы для ног любопытных выкопаны.
А через пять шагов Нэлла вдруг услышала, бодрую такую, жизнерадостную ругань котика, чье-то вытье, еще чье-то невнятное бормотание и девичий голосок, обещавший выклевать мозги. А вонь, кстати, усилилась.
Нэлла замерла, постаралась отрешиться от неприятного запаха и отодвинула с пути колючую ветвь. За ней оказалось какое-то раскидистое и тоже весьма колючее растение, а вот за этим растением, через переплетение мелких травяных веточек просматривалось вытоптанное пространство, с торчащим посередине колодцем. У колодца сидела девчонка, на этот раз темненькая, но такая же мелкая и изящная, как и Бинка. И это именно она клялась выклевать глаза. Сидела она там не просто так, кто-то догадался ее связать, а до отчаянного шага — превращения в обещанную обладательницу клюва — она, видимо, пока не дошла.
Выл, как оказалось, мужик с мечом. И причины у него были — меч, похоже, пробил его стопу насквозь и пришпилил к земле столь удачно, что этот бедолага только завывать и мог. Но, с другой стороны, мужик по виду был воином и столь экспрессивно реагировать не должен был. Разве что кто-то умный догадался повесить на меч усиливающее боль заклинание. Слышала Нэлла когда-то о такой пакости.
Бормотал еще один мужик, худой и длинный, одетый в черную хламиду с большим капюшоном. Бормотал, выкручивал странновато пальцы и потихоньку отступал к девчонке. И вдохновенно ругающийся Лост шел явно за ним. Шел, словно на звук, ничего не видя, осторожно ступая и поворачивая голову то влево, то вправо, как глуховатый старик, пытающийся понять, которым ухом он лучше слышит. А мужик бормотал и бормотал и победителем он вовсе не выглядел. Видимо, по плану, на данный момент котик должен был быть ранен, ничего не соображать от боли, а он идет, наплевав на чье-то бормотание. Шел, несмотря на то, что ни нюх, ни зрение ему помочь ничем не могли, да и со слухом, похоже, были проблемы.
— Очень разная магия, — прошептала Нэлла и решила, что на вытоптанное пространство наступать не будет.
Потому что если с нюхом все понятно — воняло так, что и ее, не оборотня, подташнивать начало. Со слухом более-менее, у Лоста наверняка тоже был щит, поставленный, как принято в родном мире, просто он похуже того, родового, который был у Нэллы. А вот зрение, вероятно, пропадало только на поляне. Пропадало у тех, у кого не было защиты от чего-то большого и стационарного, привязывающегося к месту, к клочку земли с вытоптанной травой.
— Нет, туда я точно не пойду, — улыбнулась Нэлла, а потом сложила ладони вместе, сплела пальцы в замок и стала формировать обыкновенный «камешек».
Фактически — детскую игрушку, самое простое, что вообще способны сотворить маленькие маги, которым силу девать некуда. Поэтому они складывают вот так ладони и формируют из этой силы своеобразную снежинку, искорку, которая ничего не питает, ни во что не прорастает и не становится частью чего-то большего. Она умеет только выпускать энергию и таять, ну, или гаснуть. А еще она умеет жалить, если ее сразу же бросить и в кого-то попасть.
Но вся прелесть таких «камешков» именно в их простоте и завершенности. Если они ни на что не влияют и ничего не умеют, то и на них ничто не повлияет. Они просто полетят, столкнутся и ужалят, выпустив всю энергию разом. Нэлла когда-то даже мечтала, что придумает как в «камешках» заключать побольше энергии, чтобы еще и разрушали что-то. Но это оказалось невозможным, стоило увеличить ее количество и искорки не получалось, ее оболочка попросту расползалась, неспособная выдержать излишки силы. И только спустя годы посмеявшийся дед объяснил, что никакой оболочки нет вовсе. Просто в «камешек» помещается как раз то количество энергии, которое может находиться в спокойствии, сжимаясь в саму себя, а добавь ее чуть больше, и начинают прорастать щупальца, разрывая искорку в клочья и превращая ее всего лишь во вспышку света.
— Да, самое простое, порой самое надежное, — повторила Нэлла слова отца, а потом сжала «камешек» между пальцами, подбросила себя вверх в усиленном прыжке и швырнула свою искорку в любителя черных балахонов, целясь в спину.
А этот тип взял и дернулся в сторону котика, еще и присел немного, так что он был сам виноват, что попал «камешек» ему в шею. А уж в том, что он взял и шлепнул себя по шее ладонью, в которой как раз сформировал какой-то сюрприз для оборотня и вовсе ничей вины, кроме его собственной, не было. Собраннее надо быть, не реагировать, не подумав, на мелкие неприятности. Тогда бы и не свалился на землю, скрючившись и подвывая дуэтом с невезучим воином.
Лост замер, покрутил головой туда сюда, почему-то улыбнулся и спросил:
— Боевая цапля, это ты?
— Я, — недовольно отозвалась Нэлла. Мог же хоть по имени назвать, раз не желает упоминать Дом, Род и Дорогу.
— Не подходи близко, тут «завеса мрака» или другая какая-то пакость похожего воздействия. Амулетная, кстати, похоже, у стражи сперли в те времена, когда такие штуки были не именными.
Нэлла громко хмыкнула.
— Я сейчас возьму девочку и выйду, — продолжил говорить, как ни в чем не бывало, котик. — Что ты, кстати, сделала с любителем завес?
— Ничего, — честно призналась девушка. — «Камешек» бросила, а он сам себя ладонью шлепнул.
— Чудесно, — оценил Лост. — Комарика прихлопнул. Любитель какой-то и наверняка самоучка. Или из этих, родовитых со страшными тайнами. Следи за ним, если опомнится, бей чистой силой, что-то другое завеса может изменить, а силу только ослабит.