Два дня ничего не происходило. Я учил карты, сдавал по ним зачёты, дважды подавал заявку на увольнительную по семейным обстоятельствам, но не дали. Командир второй эскадрильи теперь не поможет, не вернулся из боевого вылета. Ни самолёта, ни его не нашли. Записали пропавшим без вести. А вот сбитых мне так и не засчитали, всё пошло на общий счёт полка. В полку Бадина, де я служил, комиссар был ни рыба ни мясо, и всех это устраивало, а в полку Иванова комиссар боевой, сам летает, двух сбитых на счету имеет. Я эти два дня прячусь от него, достал со вступлением в партию. Точнее, в кандидаты. Комдив и его подручные медики или те же конструкторы мной, к счастью, тоже не интересуются, видимо, всё, что необходимо, они получили и просто всё списали на чертовщину. Догадайтесь, кого назначили главным чёртом? А вообще, шутки шутками, но мне под Москвой, а мы стояли в двенадцати километрах от окраины, не особо нравилось. У Бадина я был сам себе хозяин, что хотел, то и делал. Вон, купался, рыбачил или готовился сдавать на диплом врача, да так и не закончил. Бадину на это было плевать. А тут шагу не ступи – то нельзя, это запрещено. Запреты на аэродроме просто бесили. Поэтому если я карты не штудировал, то спал под своим истребителем.

И вот сегодня, сбежав от комиссара, заранее узнав, что он меня ищет, я устроился за укрытием моего самолёта, там заметить меня трудно, и дремал вполглаза. А ближе к трём часам дня услышал, как Никиту окликают, меня ищут. Это посыльный из штаба.

– Я здесь, – зевая, обозначился я.

Пригнувшись, боец зашёл под масксеть и сообщил:

– Товарищ майор, за вами машина пришла. Ничего не говорят, только то, что за вами.

– Кто такие? – насторожился я.

– В форме НКВД.

– Никита, готовь самолёт, я в бега ухожу. – А увидев охреневшие лица обоих, сказал: – Шутка. Сейчас иду.

Выбравшись из-под сети, я привёл в порядок форму и, опираясь на трость, направился к штабу. Там действительно у новенькой чёрной эмки стояло трое сотрудников, все командиры, старший в звании капитана. Глянув, он опознал меня, открыл дверь машины и пригласил садиться, сказав, что всё узнаю на месте. Однако по моему требованию сначала показал документы, и только потом я сел на заднее сиденье. Он же впереди, рядом с водителем, а двое его помощников стиснули меня с боков. Мы покинули территорию аэродрома и покатили явно за город. Долго ехали, и место, куда мы прибыли, я узнал – ближняя дача Сталина. Капитан сопроводил меня к строению, там у меня забрали табельное оружие, оба ножа и провели в кабинет Сталина. Он был не один, с Рокоссовским, которому я приветливо кивнул, но после того, как по уставу доложился.

– Вы догадываетесь, товарищ Крайнов, почему мы вас вызвали?

– Догадок много, товарищ Сталин, на весь их перечёт и дня не хватит. Однако, думаю, дело пойдёт об Англии и их хотелках.

– Хотелках? Хорошо сказано. Да, вы правы. Политическая ситуация такова, что мы очень зависим от поставок ленд-лиза и отказаться от них пока не можем. Тем более союзники начали наращивать темп поставок. Англичане этим пользуются и угрожают задержками или вообще приостановками доставки так необходимых нам грузов. Десять МиГ-3 для англичан мы смогли выделить, но они требуют именно вас, товарищ Крайнов. Знают из газет, кто такой этот лётчик с позывным Кот. Кстати, а почему Кот?

– Не знаю, товарищ Сталин, я вообще собачник, котов терпеть не могу, подлые существа. Меня так в первом вылете комполка Иванов назвал, и как-то закрепилось. А я у него всё забываю спросить о причинах выбора этого позывного. Разве что я при нём как-то сказал, что ночью вижу как кот, может, в этом причина?.. Значит, выбора у меня нет и отказаться от этого также нет никакой возможности?

Сталин только развёл руками.

Я вздохнул и кивнул, давая своё согласие.

Дальше пошли рабочие вопросы, которые мы тут же решали. В Англию на судне уже отплыли отгруженные истребители, а также специалисты, которые их будут собирать и обслуживать. Боеприпасы для бортового вооружения, да и остальное, что нужно для существования такой эскадрильи. Через четыре дня судно прибудет в Англию, пока разгрузят, пока доставят на аэродром и соберут, время ещё есть, однако вылететь желательно пораньше. Вылет через два дня. Сталин, узнав, что мне машина не важна, на которой подниматься, что МиГ, что «спитфайр», пообещал ввернуть это при английском после, что я смогу и на их истребителе на четырнадцать тысяч метров подняться. Пусть проверяют, а я возможности их истребителей узнаю. «Харрикейны» англичане активно поставляют, а спиты ещё нет, тянут. Это, кстати, одно из условий, сразу поставят сто машин, если я отбуду к ним.

На этом меня отвезли обратно. В дороге я размышлял, почему в кабинете ещё и Рокоссовский был – взяли для молчаливой поддержки? Вряд ли. Думаю, он находился на даче по своим надобностям и по случаю поприсутствовал и, между прочим, во многом помог советами. А вот на упёртых англичан я злился. Не так их и бомбили, чтобы в позу вставать. Им высотник нужен, свой, вот и решили выведать секреты, как удаётся истребитель на такую высоту поднимать. В общем, я мысленно пообещал себе устроить англичанам весёлую жизнь. Нет, я на виду буду вести себя паинькой, который помогает союзникам и всё такое, а по ночам, когда никто не видит, буха-ха-ха-ха… Таких потерь они больше не понесут никогда.

Вернувшись в полк, я продолжил жить обычной жизнью. В воздух ни разу не поднимался – да просто немцев не было. В Горьком тоже тихо, я им посоветовал иногда в эфире работать под меня, будто Кот там. И, сдав машину, мой МиГ и Никита остаются здесь, самолёт принял другой лётчик, я собрался. Мне приготовили парадную форму, чемоданчик, всем полком собирали, знали, куда я направляюсь, и напутствовали. На машине отвезли на центральный аэродром, где стоял новенький Ли-2, их недавно начали выпускать, три пробные машины, видимо, этот из той партии. Тут ждали и англичане, пятеро, из посольства, и ещё кто-то, возможно разведка. Из наших был я, ещё двое лётчиков, трое представителей Наркомата иностранных дел и двое парней, которых я с ходу опознать не мог, а по манерам – особисты. Англичане, увидев меня, оживились, подошли, руки пожимали, говорили, как рады, что я к ним отправляюсь. А уж как я рад, до зубовного скрежета.

Но полетели мы, к моему удивлению, не куда-нибудь на юга, через Африку, а на север. Нашей целью был Мурманск. Там с аэродрома нас на машинах – видимо, со всего Мурманска собирали представительного вида – отвезли в порт и посадили на английский эсминец, который уже через час, ближе к ночи, покинул бухту и на максимальном ходу направился в сторону Англии. Кроме нас, на борту было ещё три десятка пассажиров, и советские работники, и англичане. Ещё полтора десятка моряков, их спасли с торпедированного грузового судна, домой возвращали. А мы с летунами заперлись в тесной каюте, нам даже офицерскую выделили, и банально дрыхли, отсыпаясь.