Он присел на раскладной стул и потянулся за цветастым термосом. В граненый стакан полился, паря́, хорошо заваренный чай с коньяком.
Термос был с яркими, китайского образца времен «вечной дружбы» рисунками. А может, «сосуд счастья» действительно был оттуда. Сергей Викторович уж и сам не помнил, откуда у него этот термос. Кажется, подарил кто-то на новоселье – хотя подарок именно для новосела немного странный. Но он неизменно выбирался на природу именно с этим «сосудом». А его друзья и знакомые, как свои, так и забугорные, рассматривали пристрастие к пустяковой вещице благожелательно: как милую причуду известного (пусть и в узких кругах), умного и знающего человека.
Дик с видимым удовольствием ополовинил стакан и продолжил:
– Мне по приезде придется делать доклад у себя. А я думаю, что пока не готов по существу отвечать на вопросы в Вашингтоне. У нас многое поменялось, и в американо-советской теме появилось немало новых заинтересованных лиц, вплоть до представителей крупных корпораций. Торговля, открытие советского рынка – у нас это многих действительно серьезно интересует. При этом у вас, судя по визиту Пономарева… Да я вообще в январе подумал – не накрыл ли Кремль коллективный альцгеймер?! Очень, очень все это удручающе выглядело, и не только для меня.
Он огорченно покачал головой, а потом подался вперед.
– Однако сейчас, после совещания в Крыму и всего, что с этим связано, возникает новое впечатление: не поднимается ли неожиданно нам ветер в лицо? Вот эта активизация в Кремле… Есть в связи с ней и позитивные ожидания, не скрою, но опасений в Вашингтоне, естественно, больше. Прежде всего по польскому вопросу и по Африке. И господин Бжезинский эти опасения умело использует против вас. А Вэнс, напротив, вообще связывает свое присутствие в Администрации с возможным прорывом по ОСВ-2. Думаю, стоило бы вашим небожителям больше общаться с журналистами, направляя их в нужную сторону – нужную для тех групп в Вашингтоне, что благожелательны к сотрудничеству с Москвой. Нам бы не пришлось строить свое мнение на дурацких догадках и собственной логике, а в Белом доме, да и в Конгрессе, стали бы больше доверять нашим суждениям… Хотя честно скажу – чем больше общаюсь с вашими верхами, тем больше реальных точек несовпадения оказывается на поверхности. И запросто эти вопросы не
Смущенная улыбка Дика выдавала за версту тот факт, что никакие аналитики ему помогать не станут.
– Коллеги, – продолжил он проникновенно, – у нас есть общая проблема – всем нам придется писать бумаги для боссов по тому или иному аспекту текущих конфликтов, а польский вопрос среди них постепенно выходит на первый план. Следовательно, я уверен, стоит обменяться впечатлениями – вкратце и без лишних, способных навредить, подробностей, чтобы нам не оказаться потом в неловком положении, но наметить общие подходы. Как думаете?
Сергей Викторович чуть задумался. Сказано было, в общем, небесспорно, но резонно, а Сашке, было видно, сразу понравилось. И никакого подвоха не несет – все в рамках обычных норм заведения.
– Начинай, – усмехнулся он Дику.
– Охотно. Попробую изложить, как я сейчас вижу польскую проблему в свете совершенных в Крыму резких движений и возникших из-за этого опасений в Вашингтоне. Итак, в последние годы реакция Кремля и Старой площади на перемены и осложнения обстановки в мире при явном желании и дальше вести политику разрядки обычно смотрелась запоздалой и плохо организованной, основанной на архаичных представлениях, но в этой архаичности – решительной и последовательной. В общем, вы долго запрягаете, но через несколько месяцев хаотичной возни советская позиция формируется и в рамках вашего мировоззрения является адекватной и прочной. Соответственно я могу при случае отметить в Доме Трумэна[31], что сейчас нет нужды принимать непроизвольные жесты немного растерявшегося человека за расчетливую и опасную атаку. Просто сейчас у вас по польскому направлению пока не собрана мозаика, а ваше руководство имеет «не одну голову». Пройдет некоторое время, и будет достигнут новый, более приемлемый для всех нас баланс. Как тебе, Сергей, такая позиция?
Сергей Викторович поглядел на Дика с некоторой даже жалостью. Потом оглянулся на переминающегося научного сотрудника и решил упростить ситуацию:
– Саш, не в службу, а в дружбу… Вы без рыбы, меня тоже рыболовничать не тянет. Так что ухи не будет. Бутерброды мы уже съели. Сходи в поселок, купи чего-нибудь к чаю, а?
Когда Александр, уже несколько лет как традиционно величаемый по отчеству – Дмитриевичем, – удалился через пляж, шелестя обсохшими песчаными холмиками и похрустывая сухой поречной травой, Дик понимающе приподнял бровь:
– Что, я так сильно не попал в ситуацию?
Сергей Викторович только молча развел руками.
– Хм… – качнул головой. Дик, – А вообще у тебя какое впечатление от Крыма? Ты же там был?
– Странные впечатления, Дик, странные, и не только от Крыма, – вздохнул Сергей Викторович, – я с тобой когда виделся в последний раз, в декабре? Так вот тогда еще ничего такого не чувствовалось… Ну вот совсем! А потом как-то очень быстро стало все меняться в совершенно неожиданном направлении… Начну, наверное, с наименее значимого: с Брежнева. К нему внезапно вернулась и адекватность, и активность. Нет, он, конечно, не помолодел… Но вот пример: в Крыму был тяжелый марафон, непростой физически даже для меня, а он его почти вытянул, лишь в самой концовке пришлось подпирать его Сусловым. Почти как во времена Праги, когда Ильич мог вести переговоры по восемнадцать часов. Это было неожиданно, и не только для меня.
– И правда – неожиданно, – протянул Дик задумчиво. – У нас его уже совсем списали. Спасибо, это действительно интересно.
– Второе, что очевидно вблизи: успешная мобилизация консерваторов, словно они нашли волшебный ключик сразу и к Брежневу, и к Андропову. Причем я не вижу, что в ряду новостей могло к такому привести. Разве что этот ваш пресловутый «план „Полония“» их так взбодрил, но сомневаюсь…