В итоге для семи конкурсных задач я выжал из себя девятнадцать решений способами, не выходящими далеко за знания ученика спецшколы. Когда он закончил меня пытать, я остался в классе последним отвечающим олимпиадником.
– Ну что? – Рукшин посмотрел на подсевших к нам где-то посредине экзекуции членов комиссии.
– Ты ситуацию сам знаешь, – развел руками сидящий справа от него коренастый бородач. – Так что – хорошо.
– Да. – Третий прихлебнул из стакана темный-претемный чай, и я неосознанно сглотнул, пытаясь увлажнить пересохшую глотку. – Годен с запасом.
Рукшин посмотрел на меня с улыбкой:
– Извини, Андрей, что так плотно гонял тебя. Почти всех ребят мы тут знаем как облупленных, на матбоях с ними неоднократно встречались. А ты внезапно появился, надо было понять твои возможности. Обычно команда от города состоит только из учащихся математических школ.
– И неудивительно… – Я осмелел и закинул ногу на ногу. – На городском туре что вы дали девятому классу? Задачи на комбинаторику и теорию делимости. Ну совершенно по случайному совпадению именно на то, что в учебнике для спецшкол на первое полугодие девятого класса дается. И чего же вы в этих условиях хотите от обычных школьников?!
Рукшин пошел бурыми пятнами.
– Андрей, ну ты пойми, – начал объяснять он, – если школьник интересуется математикой, то он должен знать ее шире обычной школьной программы. Победители городской олимпиады должны владеть предметом хотя бы в рамках спецкурса. Ты-то ведь знаешь, и даже заметно шире.
– Ладно, – махнул я рукой, быстро потеряв интерес к этому спору, – так что со мной?
– Прошел. В апреле едешь с командой в Ташкент. Возвращайся в аудиторию, сейчас огласим всем результаты.
Я зашел в зал, и на мне скрестились взгляды истомившихся в ожидании юных математиков. На лицах большинства – усталость и надежда. Темные круги под глазами, искусанные губы…
Я опустил глаза и прошел на свое место. Стыдно, да, очень стыдно. Примерно четверть решений я подсмотрел в памяти у Рукшина.
– Извините, ребята, – тихо-тихо прошептал в парту, – очень надо. Для вас же стараюсь. Зато у вас теперь Афгана не будет…
Поутру на Ленинградском вокзале меня встретила аспирантка Канторовича – милая серьезная женщина с серыми глазами. Не знаю, что он ей обо мне нарассказывал, но обращалась она со мной, словно с хрустальной вазой: исключительно бережно и предусмотрительно.
Разместился я в Доме студентов МГУ, всего в двух остановках от ВНИИСИ. Хоть и с трудом, но мне удалось доказать, что я в состоянии дойти до института сам, а ей не следует ждать меня следующие час-полтора в фойе. Еле уговорил.
Помылся, позавтракал прихваченными из дома бутербродами и пошел, на ходу прокручивая в уме вероятные сценарии предстоящих бесед. Я волновался, и было с чего: с людьми такого калибра я за обе свои жизни еще не встречался. Сегодня же мне предстояло встретиться сразу с двумя Великими.
В первый советский «мозговой трест» попасть можно было только по пропуску. Я вызвонил по внутреннему свою сопровождающую и пристроился недалеко от вахтера. От делать нечего выглядывал среди проходящих сотрудников института будущих знаменитостей: Березовского, Сванидзе, Гайдара и иже с ними. Не выглядел.