Угроза быть подвергнутым легилименции была страшнее угрозы физического насилия. Драко задрожал от страха и зашелся в приглушенных рыданиях:

- Нет! Не делай этого. Я… ты не можешь понять… я сделаю все, что ты хочешь. Все! Пожалуйста, пожалуйста, не делай этого. Все что угодно, только не это. Я расскажу тебе все, что ты хочешь. Я никого не укрываю. Я просто не хочу… я не хочу думать о них… Я хочу забыть! Их место в Азкабане, Гарри. Этого не должно быть… ты не должен… делать это. Ты не можешь… это неправильно… это неправильно… Это неправильно!

Драко бросился на кровать и свернулся в позу зародыша, замотавшись в простыни и подтянув колени к груди. Он лежал на боку, переполненный страхом, и искоса глядел на Поттера сквозь слезы. Блондин вспомнил, как тот пришел с ножом, сразу после его появления здесь, но это… это был более холодный, более жестокий Гарри, чем Малфой мог себе представить, и это было так неправильно. Это расшатывало его основополагающие представления о мировой справедливости.

Гарри стоял, широко распахнув глаза и раздувая ноздри, едва сдерживаясь, чтобы не применить силу, и наблюдал, как Драко впадает в панику. Только то, что он находился в собственном доме, и абсолютное понимание, что Малфой не представляет собой опасности, удерживало его от нападения на сознание и тело юноши. Поттер развернулся и пошел прочь:

- Я разберусь с тобой позже. Сейчас мне надо быть кое-где еще.

Тихие шаги на лестнице, вот и все, что было слышно в доме Уизли. Гарри ушел, оставив Драко дрожать и плакать в одиночестве, ужасаясь того, во что он ввязался.

--------------------------------------

В дешевой гостинице в Лидсе мужчина средних лет, некогда полный, но сильно похудевший за год скитаний, в крайнем возбуждении собирал немногочисленные пожитки в рюкзак. Каждое новое убежище было похоже на предыдущее, и сейчас настало время двигаться дальше. Пора было аппарировать в Брайтон, а потом, может быть, в Глазго. Никогда не возвращаться на прежнее место, всегда найдется, где спрятаться.

Он прижал к себе рюкзак и приготовился аппарировать. Но ничего не произошло. Он сделал еще одну попытку, но результат был тем же самым. Холодная испарина выступила на его лице, а волосы на голове зашевелились от ужаса. Что-то было ужасающе неправильно. На его комнату была наложена антиаппарационная защита. Он кинулся к двери, приготовив палочку.

Дверь буквально взорвалась, влетая внутрь, сбивая его с ног и отбрасывая к кровати, накрыв обломками. Прежде чем он смог подняться, черный ураган сделал это за него, а ботинок сильно ударил в грудь, прижимая спиной к земле, когда мужчина снова попытался встать на ноги. Его ребра болели от полученного удара, он потянулся к выпавшей из рук палочке, но мгновение спустя над ним нависла беспощадная тень, и носок жесткого ботинка ударил в челюсть. Боль была слепящей, и он со стоном упал на спину.

- Пощадите. Я… я сдаюсь.

- Слишком поздно просить пощады.

Голос, отвечавший ему, яростно шипел, так же устрашающе, как шипел его бывший хозяин, человек, заклеймивший его Меткой, благодаря которой он стал изгоем в глазах всего мира.

- Тебе нет пощады… после всего, что ты сделал. Теперь ты умоляешь? Для мольбы было время, но ты упустил его. Сейчас ты - пустое место, но твоя смерть послужит уроком для других.

Лунный свет, просачивающийся через окно, осветил силуэт в мантии с огромным клинком в руке, наклоняющийся ближе. Двойная вспышка красного, и рука мужчины заболела так, как не болела больше года. Клинок перерезал его горло, выпустив фонтан крови. Каминский с жутким страхом произнес свои последние слова:

- Пощадите… мой Повелитель.

Глава 16. Правда и домыслы.

- Зачитать это вам, Министр Шеклболт?

Секретарь Шеклболта вежливо обратилась к нему, нервно сжимая в руке последний номер «Ежедневного Пророка». Она отлично знала, что ему не понравится слушать это, впрочем так же, как и читать.

- Давайте, Алиса. Можете приступать.